Гроза над Русью

— Помоги подняться, — хрипел тем временем Альбаид-тархан. «Этому не выжить!» — решил Пубскарь, глядя на распростертого хазарина.

— Ты что-о! — рванулся вперед тумен-тархан, увидев в руке собеседника обнаженный меч. — Назад, уррус-кяфир! А-а-а... — и хазарин запрокинулся, пронзенный острым клинком в горло.

Нисиец золотистой масти, высокий и могучий ханский жеребец сразу взял крупным наметом. Пубскарь сидел на нем ссутулясь, и был похож на могильную птицу — ворона. Перед беглецом среди редких перелесков открывалась степь: дорога предательства, словно жестокий сыромятный бич, гнала изменника земли Русской в чуждую даль. Там, у моря Гирканского[119], в городе Итиль-келе остановит он бег иноходца, если...

«Если несчастье не настигнет меня на этом пути!» — мелькнула у Пубскаря мысль. Впервые мелькнула и погасла безвозвратно.

А розово-золотистый конь нес на благородной спине своей всадника в черном плаще.

С запада вслед ему спешили грозовые тучи. Ветер, все усиливаясь, подгонял беглеца. Надвигалась буря.

Глава шестая Добыча старого волка

Опытное ухо сразу отличало этот гул от гула, который рождает шаг мерно идущего войска: Ураку доложили, что навстречу гонят полон из Чернигова. Каган пожелал посмотреть на позор врага.

Солнце поднималось к зениту. Урак стоял на вершине холма, а мимо проходили тысячи измученных людей. Связанные мужики шли вереницами: по десять человек на одной веревке. Плелись, спотыкаясь, женщины с детьми на руках. Свистели бичи охранников. Слезы и стоны вторили им. Позади и по бокам толпы меланхоличные волы тащили повозки на огромных скрипящих колесах. Возницы клевали носами, убаюканные неторопливым движением. Было жарко. Над горем людским колыхались тучи мух и слепней.

Каган, наблюдая за толпой пленных, не ощутил в ней духа покорности: неповиновение всегда было свойственно попавшим в плен руссам. Связанные лохматые мужики бросали хмурые взгляды на блистательного всадника, и даже за сто шагов Урак почувствовал, как опаляет его огонь ненависти.

Увидев кагана-беки, засуетились хазары из охраны. Вскоре толпа пленных была поставлена на колени. Урак наслаждался видом согбенных спин и склоненных голов. Но его насторожило слишком малое количество женщин и детей в этой толпе. Каган дал знак. Подлетел Сегесанхан.

— Позови бин-беки из охраны, — процедил Урак.

Через минуту хозарин в синем архалуке припал к ногам Кара-Балаша — каганова коня. Урак спросил только о том, что занимало его.

— Это только головной полон, — пояснил бин-бекй. — В фарсахе позади идут другие урусы. Там больше женщин и детей.

— Сколько?

— Около восьми тысяч.

— Г-м... Продолжайте путь. Бин-беки скатился с холма...

Только что тумены хазар перешли речку Остер. Урак усмехнулся, вспомнив, как удирал со стрежня рыбак, когда увидел летящую к воде огромную лавину вооруженных всадников. Воины пытались подстрелить его, но тот, бешено загребая веслами, успел скрыться в зарослях камыша.

«Наверное, он где-нибудь в этой толпе пленных, — подумал Урак. — Надо бы разыскать его и освободить. Он стал для нас знаком удачи!»

Пленные прошли еще версту. Хазарское воинство давно скрылось за холмами, но пыль все еще висела в воздухе и солнце казалось тусклым и опечаленным.

— Стой! — крикнул всадник в богатой хазарской одежде, тот самый бин-беки, что докладывал Ураку о полоне. — Разобрать оружие и брони!Дозоры — вперед!

Во все стороны ускакали тройки конных воинов.Охранники, торопясь, освобождали пленных от пут. Те бросались к повозкам. Через полчаса несколько тысяч вооруженных руссов в доспехах и со щитами выстроились и двинулись вслед за туменами хазар. Большой отряд всадников в хазарском вооружении прикрыл фланги русской дружины.

Женщины с детьми бегом подались к ближайшей роще...

Ишан Хаджи-Мамсд тонко разбирался в душах людей, а уж Урака знал особенно хорошо. Именно в момент радости он и намекнул властителю о своем опальном родственнике Гадран-хане. Раны, оставленные на его теле руссами и уграми, заживали, и молодой честолюбивый хан жаждал славы и подвигов. Ишан Хаджи-Мамед понимал его.

Урак, размякший сердцем от побед и удач, не им добытых, благосклонно изрек:

— Назначаем Гадран-хана бин-беки первой тысячи в тумене Неустрашимых.

Гадран-хан долго целовал сапог властителя. Он готов броситься грудью на любые толпы врагов: Неустрашимые были самыми доблестными богатурами Хазарии после тургудов Шад-Хазара и ал-арсисв!

Гадран-хан мечтал о том; сколько теперь рабов достанется ему из той толпы пленных, которую они повстречали только что на своем пути.

Вновь назначенный военачальник соколом сидел на тонконогом поджаром коне. Тысяча Гадран-хана шла во главе всего хазарского войска. Какая честь!

У каменного идола старых времен, у выхода из глубокой лощины, возвышался высокий курган — покойный мир неведомого богатура. Бин-беки хлестнул коня плетью. Тысяча перечила в галоп.