Гроза над Русью

— Молчи, старый пес! — рыкнул Святослав. — Моли Перуна во спасение, что Володимир жив и невредим! Не то бы... Помог? Пошто не помог он нам в Киев-граде!.. Человек, который в битве... да и в жизни — ни там ни сям, страшнее лютого ворога. Ибо ворога явного мы зрим и ведаем, а от сторонника тайного можно ждать всего! И удара в спину тоже!

Гриди связали Кремня.

— А теперь... — полыхнул гневными очами властитель земли Русской. — Повесить их!

Хазары ждали худшего, поэтому восприняли приказ великого князя Киевского почти равнодушно. Полочане же враз вскинули головы.

Огура Кремень в яростном порыве ринулся вперед, чтобы поразить острым навершием стального шлема грудь великого князя. Но тщетно — четверо гридей повисли на плечах полоцкого богатыря.

— Эх-х! — выдохнул Огура, глядя прямо в бешеные глаза Святослава. — Все вы в единой личине: и князья, и боляре, и купцы. Нет правды на святой Руси для простого человека!

Великий князь Киевский не ответил, отвернулся и ступил на сходни...

— Да-а, — покачал головой старый Калина. — Как судьбина поворачивает. Всяк свое находит. Только сильный находит свет, а слабый — мрак...

Но никто не услышал его: лесовик высказал свое вполголоса и только сейчас почувствовал, как жестоко горят его раны.

Глава пятая Всадник в черной одежде

Много дней и ночей уходил от погони Пубскарь. Останавливался только для того, чтобы покормить коня и дать ему кратковременный отдых. Черный плащ укрывал полочанина от непогоды. Сам он не ощущал усталости. Страх гнал изменника земли Русской вперед и вперед.

Только на третий день после неудачи на берегу Днепра Пубскарь остановился надолго. В условленном месте его должна была ждать лодья — это на случай неудачи с пленением Владимира. Такой случай свершился.

Сообщников на месте не оказалось. Сколько полоцкий старшина ни оглядывал с высокого берега днепровскую гладь, она была пустой. Вырвавшись из стычки, Пубскарь не ведал и не подозревал о военных судах Святослава, которые пришли к месту происшествия уже после его побега.

Злоумышленник прождал лодью с восхода солнца до полудня. Дальше оставаться здесь было небезопасно, и всадник погнал коня вдоль берега, надеясь где-либо переправиться на левую сторону могучей реки, чтобы сбить со следа погоню и продолжить путь к Чернигову.

Прибрежные рыбацкие селища беглец обходил стороной. Только однажды ночью он украл из-под навеса десятка два вяленых рыбин и тем питался, запивая скудный обед только ключевой водой.

На четвертый день, огибая поворот реки, Пубскарь случайно наткнулся на святилище Хорса[117]. Вокруг идола стояло четыре столба с чашами наверху. Купец огляделся, волхва нигде не было. Не было около капища и землянки.

Беглец заглянул в чаши. В первой были остатки прокисшей толоконной каши, исклеванной птицами; в другой — куски сгнившего мяса. В двух остальных лежал хлеб. В одной Пубскарь нашел черствую и жесткую лепешку. В последней чаше он увидел краюху свежего еще хлеба, жадно схватил его, согнав двух негодующих ворон.

Потемневший от времени, дождей, снегов и солнца идол смотрел на вора и святотатца выпученными очами своими укоризненно и строго. Не верующий ни во что, кроме золота, купец рассмеялся:

— Че серчаешь? Не оголодаешь, чать, пугало лесное. Жуй гниль мясную. А не хошь, дак погоди маненько и еще нанесут тебе еды смерды...

На шестой день утром беглец выехал на вершину песчаного увала и снова внимательно оглядел днепровский стрежень. Ему показалось, что далеко в верховьях реки белеют точки многочисленных парусов. Купец подождал немного, думая, что какой-то неведомый караван спускается вниз и он увидит, кто это. Но белые точки вскоре растворились в утренней дымке. Пубскарь так и не понял, были в той стороне лодьи или его обманули блестки на воде от встречь светящего солнца.

Беглец перевел взгляд на дальний противоположный берег. С середины Днепра прямо в его сторону плыл рыбак в челноке.

«Как бы не спугнуть удачу, — подумал он. — Рыбачок, чать, под увалом пристанет. Надобно опередить его.»

Рыбак не видел всадника, поскольку тот предусмотрительно встал за разлапистый куст. Купец спрыгнул с седла, привязал коня к орешине и, пригнувшись, скользнул к распадку. Отсюда узкая тропка вела зигзагами вниз.

«Тут он меня не приметит», — сообразил Пубскарь и стал прыжками, увязая по колени в рыхлом песке, спускаться к берегу...

Внизу полочанин спрятался за огромный валун, вросший в песок, и внимательно огляделся. В десяти шагах перед ним стоял ветхий шалаш, около которого курился костерок. Пубскарь лег на живот и проворно пополз к шалашу.

Рыбак, дряхлый старик, неторопливо загребая веслом, пригнал, наконец, свой челнок к берегу, кряхтя вылез из него и привязал веревку к колышку, вбитому в песок. Он минуту постоял, глядя на реку и потирая поясницу, потом повернулся и, не торопясь, побрел к костру.