Если какая сторожа поздно замечала хитрого кочевника, то ложилась вся средь курганов. Мертвые сжимали окостеневшими руками мечи и секиры, и, чтобы взять их, враги рубили пальцы павших богатырей. Иначе было не вырвать.
Глава вторая
«Потягнем за Русь, братие!»
Воевода Слуд скоро сорок лет, как встречает зарю в боевом седле. Много повидал он битв на своем веку: рубился под стягом князя Игоря с хазарами, вместе с ним принуждал к дани гордую и коварную Романию[15]
; окованным в железо плечом подпирал великокняжеский стол мстительной и мудрой Ольги; ходил жечь печенежские станы в передовых полках юного и грозного Святослава.Был воевода спокоен и невозмутим, когда подлетали к нему на горячих конях вестники беды с окраин Дикого поля. Ровным глуховатым голосом отдавал он краткие распоряжения, и тут же от свиты отделялся стремительный наездник, чтобы вмиг исполнить приказание.
Весть о том, что передовая орда хазар состоит всего из трех-четырех тысяч легких комонников, а основные силы придут к Переяславу не раньше чем через сутки после нее, заставила старого воина улыбнуться в душе, а хитрый и опытный ум полководца тут же стал составлять план обороны города.
— Жизнемир! — позвал воевода своего сына, тридцатилетнего русого молодца — косая сажень в плечах, — тысяцкого тяжеловооруженной дружины.
Когда тот подъехал, Слуд вполголоса объяснил ему свой план:
— Чело воинства козарского надобно разгромить. Возьми дружину и...
Вскоре через южные ворота к Трубежу ровным строем спустились четыре сотни пеших ратников в тяжелых бронях, с громадными копьями и щитами почти в рост человека. Гриди погрузились в ладьи, вывесили щиты на бортах и, дружно все враз вспенивая воду сотнями весел, устремились вниз по течению, к Днепру.
Одновременно из северных ворот показался конный отряд. Грузной рысью двинулись в сторону Киева могучие кони. В седлах невозмутимо и грозно сидели закованные в железо воины. В правое стремя каждого упиралось древко копья с тяжелым ромбовидным наконечником, к седлу приторочен мощный лук, рядом с которым висела окованная железом булава или широкий боевой топор. На кожаном поясе каждого витязя слева пристегнут двуручный меч.
Земля гудела под копытами богатырских коней.
Впереди всех, рядом с Жизнемиром, возвышался всадник-великан без шлема и щита. Он подбрасывал и ловил огромную булаву.
— Хватит баловаться, Икмор, — хмуро заметил тысяцкий. — Не до того теперь... — И хлестнул коня плетью.
Отряд перешел на крупную рысь...
В трех верстах от города ладьи вошли в узкий пролив, скрытый от любопытных глаз зарослями лещины. Ратники сошли на берег и, тихо ступая, двинулись по глубокой балке в обход Переяслава.
Вскоре конный отряд Жизнемира и пешие дружинники соединились на опушке леса в двух верстах от крепости. Справа под обрывистым берегом журчала речка Воинка — приток Трубежа. Жизнемир собрал сотских.
— Воевода мыслит, што козары в передовой орде не всю силу кажут. По хитрости своей они запасную дружину тож мают, — излагал тысяцкий. — Надобно нам принудить ворога всю орду показать. Доглядчики козарские во граде и селищах ведают об уходе нашем к Киев-граду, но веры полной не дают и глаз свой за нами спослали, да не един. Посему яз два десятка гридей со всеми конями нашими и чучелами в седлах далее спослал. Пускай ворог мыслит, што ушли мы. К битве вой коней пригонят иным путем, догляда вражьего за нами тогда уж не будет...
— Исполать тебе![16]
— одобрили сотские. — Хитро измыслил!— Далее, — продолжал Жизнемир, — всякий схорон ратный птица полетом своим выдает...
Все невольно посмотрели вверх, но небо над ними было пустым. Стаи птиц, обычные над скоплением людей в лесу, на этот раз над ними не кружились.
Тысяцкий усмехнулся.
— Спослал яз десяток отроков на токовище Перуново рассыпать вкруг идолов чувалы овса да проса. Птица зерно чует, а сесть для клевания стережется, вот и гомонитстаей. Пускай козары там, на токовище Перуновом, за пять поприщ[17]
от нас ищут воев засадных.— Да-а, ловко!
— В гнездо ястреб;! зозуля[18]
яйца не положит!— Куда ворону супротив кречета!
— Вдарим же мы по ворогу, как час наш настанет, — прервал восхваления Жизнемир. — Подождем, когда воевода огнем подаст нам знамено к битве...
На вершины самых высоких деревьев забрались дозорные. Город Переяслав с валами и стенами, реки Трубеж, Альта и Воинка, огромный пустырь — Воинов ток — все виделось отсюда как на ладони. Сам Жизнемир, сидя верхом на суке дуба, обозревал из-под рукавицы степную даль.
Со стороны Дикого поля над ковыльными волнами в безоблачном небе встала вдруг темная пелена. С каждым мгновением она разбухала вширь, и вскоре под ней можно было разглядеть черную мерцающую полоску...
А над пеленой, опережая ее на версту, заполонила небо туча черного воронья. Хазары идут!
Надвигается степная гроза. Спешит беда великая на Русскую землю!