Гроза над Русью

Когда песнотворцы-странники справились с полбой и бараниной, им с поклоном поднесли ковш вареного меда. Вой русские ждали почтительно, когда трапеза кончится и потечет сладкая и хмельная для души сказка-былина про богатырскую силу, удаль и смекалку...

— Пошто, русичи, закручинились? — спросил старый гусляр, обтерев усы. — Али рык зверя лютого слышите, али ворон над вами надсмешку чинит?

— Дак ить скоро битва грядет с козарами да печенегами. Кто ведает, чья голова скатится от меча вострого? — сказал поротый старшой и тяжело вздохнул.

— Пока есть человек, он не горем жив! — поднял руку гусляр. — Кто ж хоронит себя прежде времени? Русь на битву идет со веселием: сим сердца врага затрепещивает! А не спеть ли вам песнь удалую? И какая ж вам больше по сердцу?

— Сказывают, в иные времена жил на Руси славный богатырь Полита Буславич, — подал голос Лука. — Не ведаешь ли ты были про него?

— Были такой не ведаю... А вот сказ светлый о могуте[88] том ходит по святой Руси.

— Так поведай нам сказку сию!

Глава вторая Сказ о Полите Буславиче

Старик достал гусли из-за спины, положил их на колени и взмахнул сухими перстами... И тренькнули струны тихим звоном малиновым, зажурчали струею прозрачною, зашептались травою зеленою. Тихим грудным голосом запел гусляр:

Как во славном граде Чернигове
Да у чистой речки Лебединки,
Как у черного смерда Буслава
Уродился отрок убогий:
В нем и силушки нет, да и стать крива,
Да и глас к разговору не вяжется.

Ой, кручинится старый смерд Буслав,

Планет матушка, убивается:
«Да на то ль яз родила убогого,
Сына милого да кровиночку,
Чтоб во старости со клюкой ходить,
Не плечом молодым подпираючись!»

— плакали жалобно гусли. Высокий мальчишеский дискант поводыря вторил звучному голосу сказителя. Слезы навернулись на глаза сторонников русских: каждый из них в трудах повседневных и тяжких знал цену горю, оно им было близко и понятно... Но вот мелодия выровнялась и потекла спокойнее, размеренней:

Чередой год за годом минули,
И уж много раз снег растаивал...
Только все во кручине родители,
Побелило их горе горькое,
Думы тяжкие о кровиночке...

Раз пускал Буслав по чащбе огонь,

Да топориком острым помахивал,
Да соху за рогалики держивал,
На солову кобылку покрикивал.
А старуха его пироги пекла.
Калачами да печь укладывала.
А убогий их отрок на реке играл —
Звонки камешки перекидывал.
На саженю их в воду забрасывал:
А уж было ему за шестнадцать лет,
Да вот силушкой Белее не миловал.

Враз услыхивал отрок на том берегу

Голос слабый со горькими стонами.
Поглядел и узрил он старинушку,
Старину-ma калику перехожия.
Ухватилась немощь за ракитов куст,
Тонет в речке тихой Лебединке,
Тонет в реченьке на быстриночке
И зовет его слабым голосом:
«Ой ты, молодец добрый Политушка,
Ой, спаси мою душу безвинныя,
Поддержи над водою светлыя
Да снеси до крутого бережка!»

А убогий Полита и встать не мог

Все ползком по земле продвигаючись.
А и глас свой подать он не в силушке,
С изначалу немым уродившиись.

А калика та перехожия

Уж не может держать за ракитов куст,
А и дед водяной тут старинушку
Во омут тащит да побулькивает...

Гусли звенели смятенно, голоса песенников источали боль человеческую. Громкий аккорд предшествовал следующему куплету: