Первая. То, что взяли только крестик, указывает, что кто-то знал о том, что он мне дорог и знаком брату. Барис? Но ему-то это незачем… Мог просто увести людей, они ему как себе доверяют. Сказал бы – зарезали бы меня и глазом не моргнули. Бред! Брат он мне, хотя и сводный! У горцев это святое… Значит, взял тот, кто знал или догадывался о важности этой безделушки. Ведь, сходство с крестиком арамбаши могли заметить случайно. так или иначе, похититель – человек из ближайшего окружения… Кто?
Я глянул на суетившегося у летнего очага Мирко. Рядом колол дрова соседский постреленок Саво (именно он был тем «внучком», который водил моего ослика по дорогам побережья). Их тоже подозревать?
Сам же и ответил: «Пока и их!»
Кроме старика и соседей, в доме часто бывали почти все гайдуки отряда, заглядывали многие жители деревни. Очень широкий круг потенциальных предателей.
Голова ныла после вчерашнего отмечания удачного похода. Вроде и не пил, но и малости хватило.
Мирко поднес кружку с отваром. Хорошо…
Надо думать дальше.
Итак… Подозреваемых много. Все примерно одинаковы. То есть – на первый взгляд у всех нет ни видимого мотива, ни средств для такой сложной операции. Да и манеры попроще… Отравить могли бы многие, зарезать, но разыгрывать непонятный спектакль для того… Для чего, кстати? Может, здесь будет ниточка?
Ну, уйдут гайдуки… И что? Меня подставят? Как? Вроде ничего я туркам в Которе не сделал, никак не засветился. А если бы была необходимость разоблачить меня перед османами, не проще ли было бы просто назвать на рынке русским шпионом или письмо подбросить? Не сходится!
Я покачал головой и протянул кружку за добавкой. Мирко долил из горячего котелка.
Думай, чугунная голова, думай!
Что у меня за выводы?
Первое: действовал кто-то из близкого окружения. Второе: мотивы поступка мне остались неясны… Есть и третье. Что-то режет мне глаза в этой картинке…
Что?
Булькает похлебка в большом медном котле. Мирко режет на лавке зелень, сыр, ломает на ровные куски свежий хлеб.
К черту! Надоело!
Я встал и, опираясь на свежевырезанную клюку, побрел к столу.
К черту тяжелые мысли! С домыслами потом разберусь. Когда в голове прояснится. А пока надо форму восстанавливать.
Старик суетливо достал из-за лавки кувшин с вином. Глиняные стенки – в утренней росе… М-м-м… Красота! Небось, по нёбу прошмыгнет, как холодненькое пиво?!
Всех запасов воли едва хватило, чтобы отрицательно помотать головой. На удивленно-обиженную физиономию старого гайдука выдавил жалкое объяснение:
– Лекарство… Нельзя.
Соврал, конечно… Но надо же сохранить голову ясной.
Саво сбегал и принес из дома ковш теплой чистой воды. Предложение Мирко плеснуть туда вина я мужественно проигнорировал.
Даже малец на меня посмотрел странно. К чему это?
2
О причинах, побуждающих население жарких стран пить воду, смешивая его с вином, вспомнил к вечеру… Но было поздно.
Мало того, что тело скручивали боли от турецких гостинцев, так еще и живот выворачивало так, что впору было селиться на выгребной яме.
Жуть…
Днем навестил спасенную цыганку, Френи. Не добавила оптимизма эта встреча.
Бедная девушка выглядит как узник Освенцима. Вес – килограмм тридцать, скелет, обтянутый кожей, волосы начали выпадать, щеки ввалились. В сознание так и не пришла. Бабки, приставленные к ведьмарке, поят ее мясным отваром, приоткрывая плотно сжатые зубы лезвием ножа. После первого раза ее вытошнило какими-то сгустками шерсти, травой и землею. Мне показалось, или я заметил мышиный хвостик? Что едят замурованные в стену? Что пьют, когда хотят прожить подольше? Меня передернуло от таких мыслей…
От долгого сидения в темноте глаза бедняжки воспалились. Разум бродит где-то на грани безумия. Бормочет, скулит. Изредка начинает говорить, но сербки ничего не могут разобрать. Язык – не сербский и не турецкий.
Дрянь дело… Думал, что найду пропуск домой, а, похоже, обрел лишь новую проблему на свою голову. Как дальше все пойдет, не знаю, но уже сейчас мне тяжело объяснить Карабарису, зачем я вожусь с этой цыганкой. Говорю, что «надо», и делаю умное лицо. Надолго ли хватит?
Хорошо, что атаману не до меня. Месть утолена, совесть и горская спесь успокоены. Арамбаши строит планы на ближайший поход. Гайдуки чистят оружие, латают плащи и обувь, сбывают добычу пришлым носатым коробейникам.
Дни провожу за ходьбой по окрестностям. Ноги потихоньку наливаются силой, крепнет спина, зарастает бок. Только кисть левой руки так и не восстановилась. Безымянный и средний палец срослись криво. А может, повреждены сухожилия или еще что. Не могу сжать кулак и все тут! Скрюченная лапа, а не рука!
Карабарис, когда пытается меня подбодрить, шутит, что рука теперь под пистоль хорошо приспособлена. Горькое утешение. Но и оно не верно. Проверял я… Не держит рука тяжелый кремневый пистолет.