Гроза Византии

- Счастлива, дедушка, я уже сказала тебе об этом... Да и как же я могу быть не счастливой? Все у меня есть: ты выезжаешь на ловлю и всегда привозишь так много рыбы, что мы совсем не знаем голода, а что же еще? Кругом всего так много! Вот, видишь, там журчит наш ручеек, вода его вкусна и холодна, кругом здесь цветы, красивые цветы, и я могу ими украшать свою голову... Я так хорошо умею плести венки... Наконец, ты, когда ходишь с рыбой к дворцовому куропалату, всегда получаешь от его слуг обильные подарки, так что нам даже не нужно заботиться об одежде... Видишь, всего у нас вдоволь, все есть, и живем мы тихо и покойно, не трогая других и сами забытые всеми...

Старик тяжело вздохнул.

- Когда бы всегда так было, Ирина! - печально промолвил он.

- Так и будет всегда...

- Нет, нет... так не может всегда быть... Я стар, дни мои сочтены, жизнь моя позади, ты молода, твоя жизнь у тебя впереди... Что хорошо для старца, совсем нехорошо для молодки... Молодость требует другого...

- Чего же, Лука?

- Мало ли чего... В твои годы все так рассуждают, потому что молчит пока сердце...

- Как молчит? Отчего?

- Оттого, что любовь еще не посетила его...

- Вот ты про что, дед! А почем ты знаешь, что я никого не люблю? Если так, то ты ошибаешься, я люблю...

- Как! Неужели? - с испугом в голосе воскликнул Лука.

- Да, да! Люблю... люблю вот эту хижину нашу, люблю свет солнца и это море, потом люблю нашу лодку, птиц, которые собираются клевать крошки после нашего обеда, люблю, когда звонят в колокола в храмах, а потом и тебя люблю...

- Хвала Создателю! - с облегчением вдохнул старик. - А я думал, что и в самом деле горе уже постигло тебя...

- А разве любовь - горе?

- Да, дитя...

- Я думала, что - счастье...

- Для кого как... Для очень немногих на земле это, может быть, и счастье, только такое смутное, неясное, тревожное счастье, что, пожалуй, горе для человека - лучший удел, если сравнишь их; для остальных же любовь - горе, тяжелое, страшное горе...

- Вот как!

- Это верно... Видишь, я стар, долго-долго живу я на свете и твердо знаю это..

- Ты любил?

- Да, и меня постигло это горе... Оно неизбежно для всех...

- Но ты говорил, что был счастлив с твоей женой.

- Ты права... Мать твоего отца дала мне счастье, какое только возможно на земле, но это-то счастье и было вместе с тем горем...

- Я не понимаю тебя!

- Поймешь сейчас: я боялся потерять это счастье и мучился, а когда потерял мою жену, то, вот, прошло уже тому много лет, я не знаю счастья, а терплю только одни муки...

- Она умерла?

- Да, с тоски по свободе и с горя, что жена ее сына убила себя сама... я до сих пор вижу страшную рану на ее горле...

- Убила? Зачем?

- Ты хочешь знать, дитя? Так я скажу. Она любила нас и решилась скорее умереть, чем расстаться с нами... Хочешь я расскажу тебе все... теперь ты выросла и должна знать, как ты попала сюда... Мне уже не долго жить на свете, и я должен, наконец, рассказать тебе все... Ты будешь слушать?

- Да, дед... Ты много раз обещал мне поведать это, но как я тебя ни просила, ты никогда не был со мной откровенен... Отчего это?

- Не приходило время еще.

- А теперь пришло?

Старик задумался.

- Не знаю, что и сказать тебе, как ответить на этот вопрос... Чувствую, что оно не пришло это время, но тут же чувствую, как какие-то мрачные предчувствия так вот и одолевают меня... Откуда это? Почему? Не знаю сам, но чувствую...

- Что же ты чувствуешь, Лука?

- Многое, ох, многое, дитя.

- Тобой недоволен куропалат...

- Нет, этого нет!.. А вот чувствую я, что жить мне недолго, ох, недолго остается.

Ирина вскочила и с трепетным страхом смотрела на старика.

- Дед, дед! Что ты говоришь! Опомнись! - лепетала она.

- Что, дитя, чего ты так испугалась?..

- Ты сказал про смерть и так сказал, что и я поверила... Ты сказал это совсем по особенному, в твоих словах была страшная уверенность...

- Что делать?.. Этот конец неизбежен для всех живущих...

- А как же я?..

- За тебя-то мне и страшно!.. Да, за тебя... Ты - последнее звено, приковывающее меня к жизни... самое последнее... Ради тебя только и живу я... Что я такое? Одинокий, жалкий, затерявшийся среди чужих старик... Все равно как дерево, вырванное с корнем налетевшим вихрем и перенесенное на чужую почву... вот я... Привился, прозябаю, зачем? К чему?.. Только вот ты, ты - мой побег молодой, молодая лоза, вот и жалко мне тебя...

- Лука, дед, старый дед, ты не умирай, ты послушайся меня, не умирай, - с громким воплем кинулась к нему на грудь Ирина.

- Да я и не думаю умирать.

- А сам сказал...

- Сказал только, что тоска меня смертная гложет, может быть, я еще и ошибаюсь... Может быть, все это пустяки из пустяков - так, плохо спалось, а вот, все-таки хочу я тебе рассказать про прошлое. Узнай на всякий случай..

- Лучше не говори, Лука.

- Отчего же, дитя?

- Ты так напугал меня... вот, я и не хочу слушать..

- Полно, успокойся, ну, не плачь же, прошу тебя, не плачь.

- Я не буду слушать, ты собираешься умирать, вот и хочешь мне рассказывать про свою прошлую жизнь...

- Ты должна слушать... если что случится, ты должна знать, кто ты... Будешь?

Ирина потупилась.