Гроза Византии (сборник)

– Да, да, дед Лука, как во сне, иногда, особенно когда задумываюсь, припоминаются мне высокие, обросшие с вершин до скатов лесом горы, широкая река, то тихая и спокойная, как вот этот наш залив, то бурная и ревущая. Потом помню я и людей, но совсем не таких, каких видела здесь. Они были высоки ростом, широки в плечах. У них были голубые глаза, как у меня, и белые волосы, как у тебя. Впрочем, таких людей я видела и здесь – среди варягов… Скажи же, дед, что это такое в самом деле, сон или действительность? Я думаю, что это сон.

– Нет, память не изменяет тебе, это не сон, не девичье воображение.

– Но что же?

– То, что действительно было… Ты не здесь родилась, Ирина. Твоя родина – не шумная Византия; первый раз свет солнца увидела ты не под сенью дерев этого парка, а далеко-далеко от него.

– Но где же? Где, Лука?

– Сказал, далеко… слушай же и не перебивай. Далеко отсюда, далеко от шумной и развратной Византии, за этим морем, которое кажется тебе безбрежным, есть другая страна. Она не похожа на эту. Нет там таких городов, как эта Византия, и народ там живет совсем другой – крепкий, сильный, здоровый, с русыми волосами и голубыми глазами.

– Варвары! – воскликнула Ирина.

– Здесь так называют их… Здесь ведь всех так называют, кто не римлянин или эллин. Только по совести – все варвары, даже дикие, и те добрее и лучше жителей Нового Рима. Я знаю этих варваров близко, потому что я родился там, среди них. Детство, юность, взрослые годы, начало старости провел я в этой стране, и здесь я сам – варвар.

– Ты никогда не говорил мне этого.

– Не приходило время, дитя… Да, я – варвар… Моя родина за этим морем, на берегах великой славянской реки Днепр. Там я родился, там жил, любил и был счастлив, но, видно, умереть мне там не суждено. Родина моя, родина, далекая, милая!.. Поля мои зеленые, леса дремучие, непроходимые!.. Не увижу никогда я вас, не вдохну я своей старой грудью того воздуха, которым дышал, когда родился. Все потеряно для меня, и только в грезах моих и мечтах, да во сне еще, вижу я родимую сторону, и болит мое старое сердце, трепещет оно, как подстреленная птица!.. А как позор свой вспомню…

– Говори, дед, говори, я слушаю тебя! – с волнением закричала Ирина, отклоняясь от старика и становясь перед ним на колени. Лицо ее пылало, как в огне, глаза сверкали, высокая грудь вздымалась, что волна Босфора в бурю.

– Как же ты попал сюда? Каким образом очутился ты здесь, старый, хилый. Ведь не по своей воле покинул ты родину? – задыхаясь от волнения, спрашивала она.