Гроза зреет в тишине

Медленно раскрылась дверь. В блиндаж вошел Дубрович. Он был в запыленных сапогах и добротной, новой гимнастерке, при орденах, но — мрачный и чем-то возбужденный.

— Ну что? — с тревогой посмотрев на комбрига, осторожно спросил Хмара.

— Расстреляли...

Дубрович расстегнул воротник, платком вытер шею.

Шаповалов заметил, как вздрогнула рука у Хмары, в которой он держал папиросу. Командир соединения опустил глаза и долго молчал. Наконец снова посмотрел на Дубровича и неуверенно спросил:

— А может... неправда?

— Правда. Связной мой, из Лозового, только что проскользнул мимо немцев. Он и сообщил.

Хмара смял недокуренную папиросу, бросил ее к двери. Установилось тяжелое молчание. Дубрович присел к столу, облокотился, подпер ладонями лицо. И вдруг, с размаху стукнув кулаком, хрипло проговорил:

— Т-такого хлопца!.. — На глазах его блеснули слезы. Он торопливо отвернулся, потом встал, подошел к окну, возле которого только что стояли Шаповалов и Хмара.

Шаповалов вопросительно посмотрел на Дубровича, потом — на Хмару. Леонид Петрович вполголоса сказал:

— Ковалева эсэсовцы расстреляли. После Скакуна — был лучшим разведчиком бригады. Пошел к немцам с заданием сбить их с толку. Ну, рассказать на допросе, что бригада, мол, снова готовится к прорыву через Сухое болото. Немцы перебросят туда свои главные силы, а мы тем временем нанесем удар совсем в другом месте. А чтоб поверили разведчику, отряд, обороняющий Сухое болото, должен был в назначенное время подняться в атаку. И вот провал. Не поверили.

— Прием не новый, — взглянув на Дубровича, тихо заметил Шаповалов. Но Дубрович услышал его слова. Резко повернувшись к столу, он сжал кулак и, потрясая им, почти закричал:

— Нет! Брешут, гады! Я заставлю их поверить! Все равно заставлю!

Хмара вопросительно посмотрел на него, почувствовав что-то недоброе, спросил:

— Ты что еще придумал?

— Гуза к ним послал! — выпалил Дубрович и, будто испугавшись собственных слов, побледнел.

— Да ты что? Бориса? — Хмара вдруг как-то обмяк, потом, как и Дубрович, сжал кулак и закричал: — Сейчас же верни! Слышишь? Или я...

— Поздно, Леонид Петрович, — каким-то чужим, упавшим голосом остановил его Дубрович. — Поздно. Взяли они его. У меня на глазах...

Он сделал несколько шагов от окна к двери, потом рванулся вперед всем телом и, едва не сбив с ног входившего Кремнева, выбежал из блиндажа.

— Что тут у вас? — остановился у порога Кремнев, с тревогой глядя то на командира соединения, то на Шаповалова.

— Нет, ты слышишь? — кричал Хмара. — Ковалев провалился. Его расстреляли. Так он послал к фашистам с тем же заданием семнадцатилетнего хлопца, Бориса Гуза!

Кремнев сел. В землянке снова установилась тяжелая, суровая тишина.

Нарушил ее Хмара.

— Что же теперь делать? — обратившись к Кремневу, спросил он почти с отчаянием. — Слышишь, начштаба, что делать будем?

— А что же теперь сделаешь? Будем ждать. Двое, трое суток. Если никаких перемен за это время не произойдет, пойдем на прорыв.

Хмара сел, взяв из портсигара папиросу. Не закурил, задумался. Наконец поднял голову и заговорил тихо, но уже почти спокойно:

— Да, другого выхода нет. Но прежде чем идти на прорыв, нам надо сделать вот что. В атом ящике, — он показал глазами на старый большой сейф, — документы. Тут же — около шести миллионов рублей советских денег и много ценных, преимущественно золотых вещей. И деньги, и вещи население собрало на постройку эскадрильи «Советская Беларусь». Тут хранится и «приданое» бургомистра Ползуновича-Вальковского, которое захватил с собой Язеп Дубинец: около восьми килограммов золота, царские пятерки и десятирублевки, перстни, зубы, ложки, короче, — все, что он успел награбить. Так вот: ничто из этого не должно попасть карателям, если вдруг... Ну, да вы понимаете.

— Понимаю, — отозвался Кремнев.

— Это — ваше последнее задание. — Голос у Хмары окреп. — Документы, деньги и ценности не позже, чем через два дня, должны быть на Большой земле.

— Слушаю, — встал Кремнев.

— Выполнить задание поручаю вам двоим, — Хмара повернулся к Шаповалову. — В помощь себе можете ваять своих разведчиков, кроме радиста. Вместе с документами и ценностями летите и сами в Москву. Если вы мне понадобитесь, вызову радиограммой.

— Есть! — козырнул Шаповалов.

— Да, вот еще. Возьмите с собой Витьку, сына Дубровича. Плох мальчонка. У меня в Москве — адрес я дам — живет сестра, врач-психиатр. Передадите мальчонку ей.

— Есть!

— Больше не задерживаю. Идите. Все обдумайте, все взвесьте. Риск должен быть самым минимальным. До завтра.

X

...Борис очнулся в тесном сыром подвале. Голова у него кружилась. Хотелось пить.

Держась за скользкие стены, он обошел помещение. Увидел окошко. Оно было узкое и перевито колючей проволокой.

Ухватившись руками за карниз, Борис подтянулся и заглянул в окошко. Увидел дощатый низкий забор и за ним — деревенские хаты. Почти возле каждой росло дерево: береза, липа или вяз. И он узнал и эти хаты, и эти деревья. То была его деревня, Лозовое.