В сараях с дырявыми крышами, на мокром сене, женщины, задыхавшиеся от воспаления легких, рожали детей. А старики забивались в углы и умирали там, скорчившись так, что следователи не могли потом расправить их окоченевшие тела. По ночам отчаявшиеся люди смело шли в курятники и уносили с собой кудахтающих кур. Если в них стреляли, они не пускались наутек, а все так же хмуро шагали по воде, а если пуля попадала в цель, устало валились в грязь.
Дождь стих. Поля были залиты водой, отражавшей серое небо, и тихий плеск ее слышался повсюду. Мужчины вышли из сараев, из лачуг. Они присели на корточки, глядя на затопленные поля. Они молчали. И лишь изредка переговаривались между собой.
Работы не будет до весны. До самой весны.
А не будет работы – не будет ни денег, ни хлеба.
Есть у человека лошади – он на них и пашет, и боронят, и сено косит, а когда они стоят без дела, ведь ему и в голову не придет выгнать их из стойла на голодную смерть.
То лошади, – а мы люди.
Женщины следили за мужьями, следили, выдержат ли они на этот раз. Женщины стояли молча и следили за мужьями. А когда мужчины собирались кучками по нескольку человек, страх покидал их лица, уступая место злобе. И женщины облегченно вздыхали, зная, что теперь не страшно – мужчины выдержат; и так будет всегда – до тех пор, пока на смену страху приходит гнев.
Крохотные былинки травы пробивались сквозь землю, и через несколько дней склоны холмов бледной зеленью встретили новую весну.
Глава тридцатая
Лагерь тонул в лужах, а дождь все хлестал и хлестал жидкую грязь. Взбухшая речка мало-помалу подбиралась к поляне, на которой стояли товарные вагоны.
На второй день Эл снял брезент, разделявший вагон на две половины. Он вышел наружу и прикрыл брезентом капот грузовика, потом вернулся в вагон и сел на матрац. Теперь, когда брезентовая перегородка была снята, обе семьи соединились. Мужчины сидели вместе, хмурые, подавленные. Мать поддерживала небольшой огонь в печке, подсовывая туда ветку за веткой, – хворост она приберегала. Дождевые потоки заливали плоскую крышу вагона.
На третий день Уэйнрайты забеспокоились.
– Может, нам лучше уехать? – сказала миссис Уэйнрайт.
Но мать старалась удержать их:
– Куда вы поедете, где вы найдете себе пристанище?
– Я и сама не знаю, а все-таки не сидится мне здесь. – Мать спорила с ней и украдкой поглядывала на Эла.
Руфь и Уинфилд затеяли игру, но вскоре и они притихли и нахохлились, а дождь все барабанил по крыше.
На третий день сквозь дробный стук дождевых капель послышался рев взбухшей речки. Отец и дядя Джон стояли в дверях, глядя в ту сторону. И справа и слева вода подходила вплотную к шоссе, но самые вагоны она огибала, так что лагерь стоял опоясанный сзади дорожной насыпью, а спереди излучиной речки. Отец спросил:
– Ну, Джон, что скажешь? Если речка выйдет из берегов, как бы нас не затопило.
Дядя Джон открыл рот и потер ладонью щетинистый подбородок.
– Н-да, – сказал он. – Все может быть.
Роза Сарона лежала в жару, щеки у нее горели, глаза лихорадочно поблескивали. Мать села рядом с ней, держа в руках чашку горячего молока.
– Вот, – сказала она. – Выпей, я свиного сала туда подлила. Это подкрепляет. Ну, выпей.
Роза Сарона бессильно покачала головой.
– Не хочется.
Отец прочертил пальцем кривую линию в воздухе:
– Выйти бы всем с лопатами, устроить плотину, тогда воду можно будет задержать. Вот от сих пор и до сих.
– Да, – согласился дядя Джон. – Верно. Только не знаю, пойдет ли кто. Пожалуй, скажут, что лучше уехать.
– Да ведь в вагонах сухо, – стоял на своем отец. – Где теперь найдешь сухое место? Подожди. – Он вытащил ветку из кучи хвороста на полу. Сбежал по доскам вниз, добрался, разбрызгивая грязь, до речки и воткнул ветку у края бурлящей воды. – Фу черт, насквозь промочило, – сказал он, вернувшись в вагон.
Они следили за тонкой веткой, торчавшей у самой речки. Они видели, как вода медленно окружила ее и поднялась еще выше. Отец присел на корточки в дверях.
– Быстро прибывает, – сказал он. – Пойти поговорить, что ли? Может, согласятся? А нет, так надо уезжать. – Он посмотрел в дальний угол вагона, где помещались Уэйнрайты. Эл был у них, он сидел рядом с Эгги. Отец прошел в ту половину. – Вода поднимается, – сказал он. – А что, если устроить плотину? Только надо, чтобы все взялись.
Уэйнрайт ответил:
– А мы как раз сидим и думаем. Похоже, лучше уезжать отсюда.
Отец сказал:
– Вы здесь много где побывали – сами знаете, можно сейчас найти сухое место или нет?
– Это верно. А все-таки…
Эл сказал:
– Па, если они уедут, я с ними.
Отец оторопел.
– Как же так? А грузовик?.. Из нас никто не умеет им управлять.
– А мне какое дело? Мы с Эгги должны быть вместе.
– Постой, – сказал отец. – Вы подойдите-ка сюда. – Уэйнрайт и Эл встали и подошли к дверям. – Видите? Проведем плотину от того места сюда. – Он посмотрел на свою ветку. Вода бурлила вокруг нее и поднималась к самому берегу.
– Тут работы надолго, и, может, это все без толку, – не соглашался Уэйнрайт.