Грозная дружина

- Будь благонадежен, Василий Тимофеич, - не обижу ни есаула, ни других помощников твоих... Не побрезгуй на гостеприимстве нашем, Иван Иванович! - так же низко кланяясь, обратился Строганов к Кольцу.

Не из страха перед удалыми волжскими разбойниками, не из желания подслужиться им с таким почтением отнесся Сольвычегодский владелец к удалой разбойничьей дружине: искренно, радостно обнимался с гостями старик Строганов. Одним своим появлением они обратили в бегство орды кочевников и впредь будут ограждать от набегов вверившихся под его, Строгановское, крылышко поселенцев.

И это несказанно радовало именитого купца.

Ночь между тем растаяла совсем. Огненный диск восходящего солнца окрасил пурпуром степь. Зарево пожара побледнело. Удалые Ермаковские молодцы затушили огонь и теперь, при блеске возродившегося дня, устраивались в своих новых жилищах. Как раз к этому времени подоспел и вернувшийся отряд охотников с Максимом и Никитой во главе.

Отлегло от сердца Строганова. Теперь он был вне опасности со всеми своими поселенцами и с дорогой семьею, под мощной защитой славных волжских казаков.

11. НОВЫЕ ЗНАКОМЫЕ. - ПРЯТКИ. - РОКОВОЕ ОТКРЫТИЕ

Раздольное, веселое пирование шло в стольной палате просторных Строгановских хором. Вдоль столов, покрытых камчатными скатертями, с золотыми гривками по краям, на длинных, широких скамьях, обитых богато расшитыми полавошниками, сидели гости. Столы гнулись от обилия наставленных на них блюд, под тяжестью ковшей с брагою и медом.

Чего-чего только не было тут! И рыбные блюда, нежная, розоватая омуль [сибирская рыба], и язь, приправленная перцем и пряностями, всякая дичина, начиная с фазанов и кончая мелкими рябчиками да лесными петухами, пироги с саго и мясом и курники, начиненные шпигом, оладушки, лапша, жареная баранина с кашей, гуси, свинина.

Челядь только и знала, что убирала смену за сменой, подавая без конца кушанья и яства.

Не меньшим количеством сортов отличались и вина. Тут были меда сыченые, малиновые, инбирные и другие, брага и олуй [пиво], и фряжское, заморское питье, романея, мальвазия и рейнские вина, так и искрившиеся в серебряных стопках и ковшах. Этими заморскими питьями были до верху полны Строгановские погреба.

Гости отдавали должную дань и винам, и снеди.

Пировали в четырех горницах. Василий Тимофеич со всей своей дружиной был приглашен отпраздновать свой приход в Строгановские владения. Не все приглашенные разместились даже в доме. Пришлось понаставить столы на вольном воздухе, чтобы уместить всех пятьсот сорок человек.

В стольной палате самого хозяина сидели только самые почетные гости: атаман с есаулом да Яков Михалыч или Волк, Никита Пан и молодой Мещеряк.

Сам хозяин с племянниками не садились, а ходили вокруг столов, угощая гостей.

Подле своего нового друга Матвея сидел Алеша. Долгое речное путешествие и несколько дней пребывания на вольном Пермском воздухе сделали свое дело: юный князек выздоровел от своей мучительной болезни. Не обошлось здесь дело и без помощи Волка. Старый разбойник, знахарь по призванию, травами и наговорами окончательно излечил мальчика. Правда, некоторая слабость давала еще себя чувствовать Алеше. К тому же близкое соседство страшного человека со шрамам на щеке, убийцы любимого дядьки, наводило на тяжелые, мрачные мысли юного княжича. Всякий раз, что Никита Пан, раскрасневшийся от фряжского вина взглядывал на него, дрожь ненависти и злобы охватывала все юное существо Алеши.

Были тут и двое других людей, которые рождали совершенно противоположные чувства в душе юного князька. То был Мещеряк, к которому успел привязаться за короткое время мальчик, и тот, другой, могучий орел Поволжья, сказочный богатырь, о котором он слышал не раз, еще в Москве и который с добрый десяток раз, по крайней мере, ускользал от виселицы царской. Этот ославленный всеми душегуб-разбойник, этот приговоренный к плахе Ермак, странным, непонятным образом, словно зачаровывал Алешу. Мальчик дивился его силе, его удали, его бесстрашию и почти отеческому отношению к своей дружине. Сам того не замечая, юный князек восхищался Ермаком. Он невольно подолгу ловил искрометный взгляд атамана, и дорого бы дал Алеша, чтобы услышать обращенное к нему хоть одно атаманское слово. "Этот бы не убил дядьку! Не велел бы повесить Терентьича моего!" не раз приходило в голову мальчику. А тут еще Мещеряк со своими речами толкует ему постоянно: "Нешто наш батька-душегуб? Нешто разбойник отец-атаман? Да он ни одного бедняка не обидел за всю жизнь свою; еще от себя, из казны своей не раз отдавал беглым Московским людишкам... А што бояр да гостей он грабил, так ведь не ихнее добро, а с бедных людишек побранное, трудом холопей-вотчинников. Вот тебя с дядькой молодцы, нешто бы он..." - и не договаривая до конца при виде затуманившегося личика князя, махал только рукою Мещеряк.

И невольно тянуло все больше и больше к лихому вождю-атаману князька Алешу. К тому же не раз примечал мальчик, как часто кручиной подергивалось красивое лицо Ермака, как дымкой печали затуманивались его ястребиные очи.