Грозная Киевская Русь

Я понимаю, что слов здесь недостаточно. Необходимы доказательства. А где их взять для столь далекого от нас времени, столь скудно освещенного источниками? Ведь недаром по этому предмету спорили всегда, спорят сейчас и едва ли полная ясность когда-либо придет на смену более или менее обоснованным гипотезам. Невольно хочется напомнить слова проникновенного источниковеда А. Е. Преснякова, сказанные им по поводу состояния источников о княжении князей Олега и Игоря. «Разве с отчаяния перед… сбивчивостью (источников. — Б. Г.) можно пойти за A. A. Шахматовым, вовсе разрывая всякую связь между Олегом и Игорем. Скорее, особенно под влиянием „еврейского документа“, можно соблазниться, во всяком случае, остроумной догадкой книжника-летописца, который создал то построение, какое находим в Новгородской I (летописи. — Б. Г.). Сбивчивость данных, какими располагаем, открывает простор для построений на разные лады. Пархоменко в статье по поводу нашего „еврейского документа“ видит в Олеге норманнского викинга, который только ненадолго появляется в Киеве, сажает тут Игоря, а сам устремляется на Византию и после удачного похода уходит с добычей в „Тмутараканскую Русь“ и тут переживает все рассказанное евреем: борьбу с хазарами, поражение, второй поход на Византию („быть может, вместе с Игорем“) и гибель на чужбине». «Это построение, — продолжает Пресняков, — было бы не хуже других, если бы Пархоменко не переплел его с рядом фантазий — о родстве Игоря с Аскольдом, о княжении какого-то угорского князя в Киеве и т. д., да сверх того не скинул со счетов Олегова договора, свидетельствующего, во всяком случае, не о набеге норманнского пирата, а о стремлении установить прочные и длительные отношения между двумя странами»[359].

О соображениях Шахматова, Пархоменко и самого Преснякова о «еврейском документе» и пр. — в своем месте. Сейчас я ставлю перед собой очень скромную задачу показать, в каком положении находится в настоящее время вопрос о политическом строе Киевской Руси, даже не весь вопрос в целом, а лишь одна его сторона. Мне хотелось высказать несколько соображений относительно взглядов авторов, либо совсем не склонных признавать Киевское государство в качестве одного из этапов в истории нашей страны, либо признающих Киевскую Русь государством, но со столь большими оговорками и ограничениями, что самое признание делается равносильным непризнанию.

Продолжаю рассмотрение вопроса в следующей главе, посвященной специально положению в Киевском государстве княжеской власти, причем предполагаю пользоваться главным образом договорами Руси с греками и некоторым другим актовым материалом, прибегая к летописному рассказу лишь в редких случаях. Это ограничение в круге источников делаю умышленно, чтобы избежать упреков в следовании за концепцией нашего первого историка-летописца, действительно не чуждого тенденциозности, особенно в вопросах, связанных с характеристикой деятельности князей Рюрикова дома.

2. Князь и киевская знать

Все русские историки всегда интересовались вопросом о положении князя в Киевский период нашей истории. Не удивительно, что в этом отношении у нас богатое наследие прошлого. Но едва ли нужно приводить здесь все их мнения. Мне кажется вполне достаточным привести соображения только тех авторов, у которых были продуманные научные концепции всего процесса развития нашей страны.

Представители «родовой теории» выводили значение княжеской власти Киевского периода из принципа принадлежности власти всему «владетельному дому», считали всю землю русскую «семейственным достоянием» и ее князя — представителем княжеского рода[360]. Род Рюриковичей, пришлый или призванный, был, по мнению С. М. Соловьева, необходимостью, вызванной сознанием невозможности жить общею жизнью при наличии родовых усобиц: «Нужно было постороннее начало, которое условило бы возможность связи между ними, возможность жить вместе; племена знали по опыту, что мир возможен только тогда, когда все живущие вместе составляют один род с одним общим родоначальником; и вот они хотят восстановить это прежнее единство… чего можно было достичь только тогда, когда этот старшина, князь, не принадлежал ни к одному роду, был из чужого рода». «Князь должен был княжить и владеть… он думал о строе земском, о ратях, об уставе земском; вождь на войне, он был судьею во время мира; он наказывал преступников, его двор — место суда, его слуги — исполнители судебных приговоров; всякий новый устав проистекал от него… князь собирал дань, распоряжался ею». Князь собирал эту дань либо лично с дружиной, либо получал ее от покоренных племен путем доставки ее самими подвластными племенами («возить повозы»).

Князь становился во главе войска, собранного от зависимых от него племен и народов. Это и называлось быть «нарядником Земли»[361].