Грозная туча

Вскоре по выступлении французов наступила темная осенняя ночь. В ее непроглядном мраке показалось вдруг в Кремле пламя и раздался страшный гул взрыва, за ним другой, третий — и так до шести. Некоторые из башен и часть кремлевской стены были взорваны. Причем были разрушены дворец, Грановитая палата, пристройка к колокольне Ивана Великого, арсенал и Алексеевская башня. Никольская башня тоже была повреждена, но образ, находившийся под ее воротами, остался в целости и даже лампадка не пострадала. Точно так же огонь не коснулся соборов, хотя древняя церковь Спаса на Бору была заметана горевшими головнями от пылавших вокруг зданий, и внешние двери Благовещенского собора совершенно обуглились. На Спасских воротах, посреди пламени, остался невредимым образ в золотой ризе, даже железный навес над ним и шнур, держащий лампаду, остались в целости.

При этих страшных взрывах земля заколебалась, как от землетрясения, полетели камни от разрушенных зданий, стены соседних домов треснули во всю свою высоту, двери и окна оказались вышиблены.

Обезумевшие от страха жители выбегали из своих убежищ почти нагие, изрезанные осколками стекол, ушибленные обвалившимися бревнами и кидались бессознательно то в ту, то в другую сторону, не зная, где искать себе спасения. Мародеры и разные мошенники, пользуясь безначалием и общим испугом, принялись снова грабить и буйствовать.

Бесчинства эти прекратились только с рассветом следующего дня, когда в Москву вступили русские войска под начальством генерала Иловайского четвертого, заступившего место взятого французами в плен Винценгероде. Узнав о печальной участи своего начальника и о выступлении французов, генерал Иловайский вошел в Москву вместе с казачьими полками и тверским ополчением, прекратил грабеж и отправил часть бывшего с ним войска для наблюдения за неприятелем. Сам же он остался в Москве с князем Шаховским, находившимся тогда в тверском ополчении, и полковником Бенкендорфом.

После последнего погрома от Москвы оставались одни развалины. Только кое-где сияли уцелевшие позолоченные маковки церквей и возвышались колокольни и некоторые дома, все остальное следовало назвать одной сплошной развалиной, почерневшей от пожара. Нельзя было узнать, где были улицы и площади в этом хаосе обломков и пепелищ, по которым валялись трупы людей и лошадей и целые груды всякого хлама и сора. Среди этих пустырей блуждали полунагие, босые тени, готовые на все, чтобы только продлить свое жалкое существование.

Князь Шаховской и Бенкендорф стали водворять, по возможности, порядок в городе и подавать помощь несчастным жителям. Для прекращения грабежей и убийств были расставлены Иловайским караулы и рассылаемы разъезды. Торговцы, узнав, что Москва снова занята нашими, стали свозить туда всякие продукты: муку, овес, сено. На площадях продавали свежий хлеб и сбитень. С торговцами явились было и мошенники с пустыми телегами, надеясь нагрузить их награбленным добром, но Бенкендорф приказал взвалить на их повозки трупы, валявшиеся по улицам, и отправил их вон из города.

На третий день по вступлении наших войск в Москву загудел торжественный благовест по всем уцелевшим колокольням, но литургию можно было служить только в большой церкви Страстного монастыря, так как она одна не была осквернена французами из жалости к престарелым монахиням, умолившим их не делать из церкви конюшни или провиантского магазина.

Когда после совершения литургии начался благодарственный молебен, не только все православные, но и калмыки, и башкиры упали на колени, благодаря Бога за избавление от страшного нашествия беспощадного неприятеля.

В то время, когда Москва первый раз вздохнула свободно после пятинедельного томления и стала вновь возрождаться, войскам Наполеона становилось все тяжелее и тяжелее. Настали холода, а у французов не было ничего теплого. При этом беспорядок в движении армии был страшный; повозки различных обозов наезжали друг на друга и перепутывались, французы грабили припасы своих союзников, вследствие чего зачастую происходили между ними кровавые схватки. И не мудрено было им брать силой съедобное; они все страшно голодали, так как вездесущие партизаны не давали им возможности отлучаться за фуражом и провиантом. А тут еще Наполеон получил известие, что русские две армии двигаются на него: Дунайская с юго-запада под начальством адмирала Чичагова, а с севера идет Витгенштейн и занял уже Полоцк.