— Не только тревожит Шварценберга, но опустошает берега Вислы и больше наносит вреда жителям, чем все контрибуции начальника Дунайской армии адмирала Чичагова. Мне пишут из Варшавы, там чистая паника. Жители уходят толпами, унося с собой, что могут. Комендант Дютальи принял меры к защите города. Он запер заставы, призывает Жителей к общему вооружению и в то же время отбирает у них лошадей, стараясь сформировать конный отряд. Но, должно быть, он очень глуп… Представьте, вздумал перефразировать известную речь Наполеона перед боем около пирамид и обратился к варшавянам со следующим воззванием: «Поляки! Великий Наполеон смотрит на вас с московских колоколен!».
Все присутствовавшие расхохотались.
— Не может быть! — говорил Таньский, трясясь всем телом от смеха.
— Мне пишет тот, кто сам слышал это воззвание! — утверждал хозяин дома. — Просто досадно было читать!..
— Правда ли, что Чичагов откомандировал сюда к нам отряд под начальством генерала Чаплица? — спросил Пулавский.
— Да, поговаривают, — отвечал Таньский. — Того и гляди нагрянет неожиданно. А у нас никто и не думал об этом…
— Что же вы не говорите генералу?
— Сколько раз говорил, он все только шутками отделывается. Последний раз, знаете, что он мне ответил? «Хочу, чтобы пришли сюда русские. Пусть мои уланы понюхают пороху!»
— Все это хорошо! — заметил хозяин дома. — Но береженого Бог бережет. Все ли у вас, майор, готово для отражения неприятеля?
— Какое там готово! Сами знаете, полк наш еще до сих пор не сформирован, вследствие чего и обязанности офицеров не распределены… Нагрянет к нам Чаплиц — мы пропали!..
— Можно ли поручать полк такому беспечному человеку, как Конопка? — заметил Пулавский. — Ему бы только взвод в атаку водить, а не формировать полк. Для этого не одна опрометчивая храбрость нужна, а еще опыт и рассудительность. Отчего он не ведет нас в Вильно? Давным-давно семнадцатый, восемнадцатый и девятнадцатый уланские полки примкнули к бригаде генерала Вавржецкого, и он отправился с ними в Вильно к начальнику дивизии князю Гедройцу.
— Вы сами причиной тому, что наш полк до сих пор не сформирован! — обратился Таньский к Пулавскому. Мало денег вы нам даете.
— Помилуйте! — воскликнул Пулавский. — Больше тех поборов, которыми обложили нас, несчастных жителей, и враг требовать не может. Мы отдаем не только седьмую часть всех наших доходов, но платим процент со всех продуктов.
— Даже шубами! — заметил Броньский, вошедший в эту минуту в кабинет, чтобы покурить.
— Как шубами? — удивился хозяин.
— А вот послушайте!.. — сказал Броньский, садясь и закуривая трубку. — Приходит раз ко мне Шварцёнберг — надо было ему переговорить со мной о деле. Переговорили мы, он собирается уже уходить и вдруг спрашивает: «Господин подпрефект, я видел, у вас на дворе выколачивают прекрасную шубу. Она ваша?» — «Да, моя!» — ответил я. «Сколько она стоит?» — «Я заплатил за нее в Вильно сто червонцев». — «Это недорого… Мы, я думаю, пробудем здесь, в России, до зимы. Мне шуба необходима, но я не знаю, где бы мне купить ее. Не можете ли вы уступить мне вашу за то, что вы за нее дали?» Что мне было делать? Пришлось отдать! И вот я сижу теперь без шубы…
— Но деньги он вам отдал? — спросил Таньский.
— Если бы отдал! А то, видно, забыл. Так и до сих пор ни одного его червонца я не видел.
— А еще князь!
— Вот куда идут и все наши поборы, — заметил Таньский. — А нам ничего не перепадает.
— Зачем вам деньги? — возразил Пулавский. — Ваш полк формируется из дворян, и каждый обязан сам иметь одежду, коня и оружие.
— Вы забываете, пан президент, что есть между нашими и бедные студенты…
— Пускай богачи снабдят их всем необходимым…
— Пане! Пане!.. — перебил Пулавского внезапно вбежавший лакей; он был смертельно бледен и дрожал от страха.
— Что случилось? — встревожился хозяин дома.
— Русские остановились в корчме — в трех верстах от Слонима.
— Откуда эти вести?
— Шмуль прибежал, как шальной… пробирался он кустами, а то всюду пикеты расставлены.
Таньский быстро вышел и через несколько минут вернулся в сопровождении генерала Конопки, эскадронных командиров и старших офицеров.
— По-моему, нам надо как можно скорее отступать к Вильно для соединения с бригадой генерала Вавржецкого! — сказал Таньский решительно.
— Как! Бежать? — воскликнул с досадой Конопка, боявшийся представить начальнику бригады свой полк не вполне сформированным. — Нам? Бежать?.. Ни за что! Мы должны показать, что умеем бить неприятеля. Показать, что мы недаром называемся императорскими гвардейцами!
— Не отступим! В бой! Покажем себя врагу! — кричали заносчиво офицеры.
Таньский пытался их образумить:
— Храбрость не в том, чтобы кидаться без толку на верную смерть, а в том, чтобы пожертвовать жизнью с пользой для отечества. Мы не можем устоять против прекрасно обученных, привыкших к походной и боевой жизни русских войск. И нечего нам вступать в неравный бой с ними: лучше отступить с честью, чем попасть в плен.
— Не сдадимся! Умрем! — кричали офицеры.