Грозная туча

— Не бойся, моя милая! — говорит ей старушка. — Видишь, со мной мои дочери да внучатки. А тот, кто тебя привел, — сын мой, купец.

Старушка засуетилась, напоила всех чаем, угощала славной рыбой да икрой, разные вкусные закуски выставила на стол. Анисья выпила две чашки чаю, немного поела и сидеть не может, глаза у нее так и слипаются, носом в колени клюет.

— Пора тебе отдохнуть, моя красавица! — говорит ей старушка. — Помолись Богу да и ложись вон на ту перину.

Легла Анисья и тотчас же заснула, как убитая. Проснулась она тогда только, когда стала ее будить старушка. Открыла она глаза и не знает: день ли, ночь ли. Огонь все горит, как и с вечера. Ни окошечка, ни скважинки, чтобы свет Божий увидеть.

Старушка подняла западню, сына выпустила и говорит дочерям:

— Готовьте самовар, заря занимается. Чайку напьемся, а немного погодя и позавтракаем, а то сыну пора будет по своим делам идти.

Стала Анисья жилище это подземное оглядывать. Подвал славный — с большой печью, и готовить можно; кругом еще пожарища дымятся, так дым не выдаст, можно безопасно стряпать тут кушанье.

Не успел самовар и вскипеть, как послышался стук у них над головой и раздался крик: «Поднимай!».

Подняла старушка снова западню, вошел сын ее и калачей принес.

— Вот я вам хлебца свеженького к чаю добыл, — говорит. — А что же это у вас еще и самовар не кипит?

— Не ждали, что так скоро ты воротишься, — отвечает старушка.

— А ну-ка, сестры, поворачивайтесь скорее! — продолжал ласково вошедший. — Напьемся сейчас чаю! Да посытнее гостью накормите. Мне надо ее самому проводить, дороги она не знает, да и знать-то ее теперь трудно: там завалено, тут ходу нет, церкви обезглавлены, стены без кровель… один Иван Великий печально возносится над обширной грудой развалин. Ну да что толковать! — добавил он, махнув рукой. — Надо скорей собираться в путь. Скоро уже рассветать станет.

Напились все чаю, накормили Анисью, целый узел ей всякой провизии положили и простились, словно с родной какой.

Вышла она из подземелья, идет возле купца, а тот ее спрашивает:

— Девушка ты?

— Нет, я замужняя.

— Где же муж твой?

— Не знаю, батюшка. На Соляном дворе остался. Прокофием Петровичем его зовут.

— Э-э! Да не приказчик ли он с Соляного двора?

— Нет, батюшка, не приказчик, а служит у соляного пристава Григория Григорьевича Роева.

— Так я знаю где он, голубушка! Он со всеми нами в Кремле перед приходом неприятеля засел, а теперь с нашими побитыми в кладовой у меня лежит.

— Убили его, окаянные, убили! — заголосила Анисья.

— Молчи, голубка! А то нам с тобой несдобровать! — остановил ее купец. — Муж твой живехонек, его только камнями пришибло, когда повалил его француз.

— Батюшка, родненький! Расскажи мне без утайки, как дело было!

— Так слушай же!.. Решили мы защищать Кремль наш белокаменный. Собрались все, кто подюжее. Оружия нам всякого из арсенала даром надавали: и ружья, и ножи, и сабли, и пистолеты… брал всякий, что хотел. Нам и в голову не приходило никому, что всего-то нас несколько сотен, а французов целый корпус. Вот мы навалили бревен, камней. Были между нами и отставные солдаты, так те нам засады устроили. Вот и залегли мы в них. Только что французы стали в Кремль входить да так важно, с музыкой и распущенными знаменами… мы как пальнем в них, так передовые с лошадей вниз головой полетели. Начало-то было хорошо, а затем пришлось нам самим плохо — как принялись они нас катать… мы было еще раз в них пальнули, да видим, их все прибывает, и пушки уж против нас выдвигают… Мы тут пустились врассыпную — кто куда! Твой-то муженек был около меня. Он один троих французов на месте уложил, да они его с ног сшибли. Упал он на камни и до крови расшибся. Кабы мы его не вынесли на руках, он тут бы и остался — шевельнуться не мог.

— Ах, батюшки мои! — всплеснула руками Анисья. — Убили его, окаянные, убили!

— А ты не кричи! — снова остановил ее купец. — Где же убили, когда он у нас в подвале живет и уже ходить начинает? Вот сама увидишь, он вот тут! — указал купец на обгорелое место гостиного двора.

Вскоре они уже были на пожарище. Купец, завернув за угол обгоревшей лавки, прошел каменным коридорчиком внутрь двора и постучал у кладовой, заваленной всяким хламом. Отворилась маленькая дверца внизу, словно лазейка какая. Анисья едва проползла в нее и очутилась лицом к лицу со своим мужем. Тот не верил своим глазам и, обнимая жену, все твердил:

— Ты ли это, Анисьюшка?

— Я, батюшка Прокофий Петрович, твоя верная жена.

— Да как же ты сюда-то попала?

— А вот мой защитник! — указала она на купца. — Без него бы я совсем пропала!..

Глава XX

лышали, слышали, Иван Андреевич? — проговорил встревоженно быстро вошедший к Крылову Батюшков. — Наполеон в Москве.

Крылов вскочил с дивана, на котором, по обыкновению, лежал, читая французский роман, и, широко раскрыв глаза, не верил, как видно, слуху.

— Что вы сказали? — спросил он наконец тихо, каким-то сдавленным голосом.

— Москва отдана французам без боя. Наполеон в Кремле.

— Да не может быть такого! Откуда эти вести?