Грозненские миражи

Виктор повернулся, увидел Павла, и сразу стало легче.

— Тапа, ну почему он всегда так? — затараторил Виктор. — Почему мне ни слова? Почему я должен узнавать всё от чеченов? Ему состав дороже? Дороже дружбы, да? Я понимаю, моя помощь ему не особо нужна, он и сам всё бы мог бы…. Но хоть сказать можно, а? Хоть намекнуть? Чего молчишь?

— Как ты всё понятно изложил! — улыбнулся Павел. — «Он» — это, насколько я понял, Кулёк? «Чечены» — это только что выехавший отсюда наш нефтяной барон? А что за состав? Нефть?

— Наверное, — сплюнул Виктор. — И теперь я должен ждать их долбанные бумажки до завтра. Главное, я ведь даже не знал!

— Понятно, — перестал улыбаться Павел. — Знаешь, Муха, если это так, то Кулёк прав. Меньше знаешь — крепче спишь. Подожди, не кипятись! Мне сейчас надо бежать, а вечером всё обсудим. И переночуешь у меня. Самогона, правда, нет, но что-нибудь придумаем. До вечера, Муха — я зайду!

Виктор поднялся в пустую квартиру, постоял на балконе, наблюдая за митингом у Совмина. Слов слышно не было, лишь время от времени толпа вскидывала руки, и тогда через Сунжу доносилось приглушённое «Алла-а-а!» Казалось, они могут так кричать вечно.

Он выкурил две сигареты, посмотрел на стоящий неподвижно айлант и вернулся на кухню. Взял с подоконника бутылку с остатками самогона, сел прямо на пол у холодной батареи и, прихлёбывая из горлышка, стал ждать вечера.

Проснулся от звонка в дверь. Звук в пустой квартире разносился необычайно громко, бил по ушам, но Виктор обрадовался: «Тапик!». Вскочил, отшвырнул пустую бутылку и побежал в прихожую.

Звонок прозвенел ещё раз. «Сейчас, сейчас!» — сказал Виктор, повернул замок и распахнул дверь.

Тяжёлый удар в лицо отбросил его к стене. Виктор ударился затылком и стал сползать на пол. Не вышло: чьи-то руки подняли его, и голова снова взорвалась от боли. «Хватит!», — услышал он как сквозь вату и потерял сознание.

Очнулся от льющейся на голову воды. С трудом открыл глаза: сквозь плавающие пятна и чёрные мушки смотрели на него три лица. В одинаковых чёрных шапочках, натянутых на самые брови, с одинаковыми нагло-безжалостными глазами и садистскими ухмылками. Близнецы.

— Очнулся, — сказал один и плеснул остатки воды ему в лицо. — Где деньги?

— Ка…кие деньги? — спросил Виктор.

Второй «близнец» ударил его по лицу, и голову полоснуло болью.

— Подождите, — заторопился Виктор. — Какие деньги? Нет никаких ден…

Снова удар, снова взрывается мозг, и сводит судорогой живот.

— Деньги!

— Подождите, — рот заполнился сладкой кровью. — Я не понимаю.

Второй снова поднял руку, и Виктор зажмурился. Удара не последовало.

— Квартиру продал? — спросил первый, Виктор кивнул. — Где деньги?

Ах, вот оно что? Они, наверное, видели, как грузили вещи и решили, что… Виктор даже обрадовался.

— Сейчас, — сказал он и попытался сесть поудобней. — Сейчас я всё объясню. Квартиру я продал давно, сегодня только вывозили вещи. Денег тоже давно нет, можете спросить у Саламбека. Саламбек Умаров, спросите у него.

— Кто это? — лениво спросил первый.

— Как? — удивился Виктор. — Его же все знают! Он в правительстве…

Резкий удар в лицо. Ещё один. Ещё.

— Не гони! Где деньги, собака?

Виктор в отчаянии закрыл глаза и тут же вздрогнул от чего-то холодного. Открыл глаза: прямо в переносицу смотрел ему ствол пистолета.

— Хочешь, пристрелю? — спросил третий. — Нет? Где деньги!

— Парни! — взвыл Виктор, получил болезненный удар по почкам, но не замолчал. — Да нету у меня денег! Нету, вы понимаете? Что я дурак — такие деньги с собой держать? Я их Саламбеку отдал!

— Из правительства? — спросил первый, и Витька, не обращая внимания на пульсирующую боль, закивал головой. — Не бреши! Где деньги?

Удары посыпались со всех сторон, и после второго или третьего он отключился. Очнулся опять от воды. «Близнецы» сидели на корточках на полу: третий поигрывал пистолетом, второй курил, первый разглядывал его документы.

— Михеев Виктор Андреевич, — прочитал первый и почему-то засмеялся. — Выписан из Грозного в 1993-м…. А где сейчас? Химки? Это где? Москвич, значит? Где деньги, москвич?

Виктор промолчал.

— Разворовали, суки, всю республику, теперь в Москву бежите? Шакалы! А это кто? Сидеть!

Второй легко ударил его по лицу, и голова снова взорвалась болью. Сильно, почти нестерпимо болел разбитый затылок, что-то не так было с животом, один глаз заплыл и видел плохо.

— Смотри, Мага, он обоссался, — засмеялся первый. — Виктор Андреевич, ты лучше не дёргайся, а то ещё сдохнешь. Так, кто это у нас?

Вытащил из бумажника фотографии, стал перебирать.

— Жена? А это дети?

Виктор вздрогнул и напрягся, первый бросил на него цепкий, как у хищника взгляд, закурил и вернулся к фотографии.

— Мальчик и девочка. Молодец! Девочка ничего, я б такой засадил! Хочешь, Виктор Андреевич? Нет? А то мы приедем в эти твои…Химки. Адрес есть.

Чеченец выпустил дым и с наслаждением садиста заглянул Виктору в глаза.

— Не закрывать! В глаза смотри, свинья! Любишь детей? Вижу, что любишь. Где деньги?

— У Саламбека.