Грозненские миражи

— Не стоит. Во-первых, даже сейчас вам не справиться со мной, не обольщайся. А во-вторых, втягивать сюда Руслана подло даже для тебя. Ты иди, Витя, иди. Уезжай, а то, кто его знает, что завтра будет.

Виктор приходил ещё несколько раз, но Пашка больше не открыл дверь. Не открыл, не смотря ни на что: ни на уговоры, ни на оскорбления. По телефону он говорить тоже не стал, а Руслану заявил, что если он ещё раз вмешается, то «пусть идёт в жопу вместе со всеми мухами и муравьями». Через день самолёты стали летать над городом почти целыми днями, сбрасывали ракеты на окраинах. По-телевизору, нагнетая психоз, крутили то кадры с разрушениями, то пленных, то бушующий митинг. Создавалось ощущение, что пружина сжимается всё сильнее и сильнее, и когда разожмётся, рванёт так, что не останется никого — ни правых, ни виноватых. Скоро Виктор уже физически ощущал, что ещё день или два, и грозненская удавка затянется на нём так, что разжать её уже будет невозможно. Где-то там, в совершенно другом мире, ждали его Петька, Наташа и Светлана. Им было трудно без него, ему было трудно без них. Он был нужен им, реально, без всяких дурацких принципов. А он торчал здесь, торчал абсолютно бессмысленно, и виной тому был его лучший друг. Человек, который из-за собственного упрямства, из-за того, что мир оказался не таким, как он его представлял, готов был бросить в топку всё и всех. Кретин! Максималист! Идеалист! Пашка. Тапа.

Через три дня он не выдержал.

— Рус, давай я тебе деньги оставлю, а ты отдашь ему, когда перебесится.

Руслан посмотрел на него долгим взглядом, и радость от найденного решения пропала.

— Я понимаю, Муха, но и ты пойми…. Ты лучше Аню поищи. По-моему, он про Саратов говорил, или про Ярославль.

Ещё через день позвонил Саламбек. Руслан слушал его молча, поблагодарил, а когда положил трубку, скривился.

— Зараза! Говорит, как будто я ему по гроб жизни теперь обязан! Кулёк опять дозвонился. Ехать тебе надо — Света психует, «скорую» вчера вызывали. Давай, я тебя послезавтра отвезу, завтра мне к брату надо смотаться.

Послезавтра не получилось, выехали рано утром через два дня. Напоследок ещё раз заехали к Пашке, долго звонили и тарабанили в дверь, но ответа не дождались. Выезжая из двора, Виктор посмотрел вверх: в окне третьего этажа чуть заметно шевельнулась занавеска.

Про письмо он вспомнил, когда Грозный скрылся в рассветном тумане. Вытащил из кармана помятый конверт, покрутил в руках и протянул Руслану.

— Забыл совсем. Кулёк ему записку написал. Передашь?

Почему-то стало совсем нехорошо, и в голову, спасительной змейкой вползла мысль: «Вот почему…»

Через два дня, ступив на промороженную декабрьским морозом московскую землю, он был уже почти уверен, что во всём виноват Валентин. А когда оказалось, что никакой «скорой» никто не вызывал, что Света выдумала это специально, он закрылся в комнате и выцедил целую бутылку водки. Комната стала расплываться, стены наклонялись, пол ходил ходуном, и отовсюду выскакивали маленькие серебристые самолёты. Сновали вокруг него, разрывали воспалённый мозг диким грохотом. В кабинах сидели малюсенькие лётчики с длинными волосами, корчили рожи и кричали мерзкими голосами: «Муравей! На тебе! На!» Самолётики взлетали выше, лётчики нажимали на гашетки, и в тело вонзались горячие, жалящие словно осы, иголки. В сердце, в мозг, в душу.

— Хорош! — встретил его Валентин и достал из стола коньяк. — Налить?

— Не надо, — сказал Виктор. — Знаешь, Кулёк, я наверное, не смогу больше с тобой работать. Подожди, не перебивай! Точно не смогу. Да и не нужен ведь я тебе.

Валентин открыл бутылку, налил себе, закурил.

— Телевизор смотрел сегодня? Затаились. Ох, не нравится мне это… Письмо передал?

— Да, — соврал Виктор и вздрогнул. — Я сам хочу.

— Передал? Тогда глухо…. Подумал хорошо? Хотя, знаешь, скорее всего фирму придётся закрывать. Ничего — варианты у меня есть. Давай так — подождём пару неделек, я кое-что обмозгую.

— Хорошо, — устало сказал Виктор. — У тебя в Саратове есть кто-нибудь на заводе? А в Ярославле?

Кулеев освободился к десяти часам, уселся поудобнее и включил Интернет. Набрал в окошке поисковика «Павел Тапаров», нажал на «Интер» и приготовился ждать. Соединение прошло мгновенно, на экран вывалилась куча ссылок, слева мигнули картинки. Кулеев всмотрелся, в глазах непривычно щипнуло, экран заморгал и стал расплываться. Он посидел, снял очки и тщательно вытер их платком. Удивлённо усмехнулся, промокнул глаза и снова надел очки.

Экран перестал плыть, засветился ярко, даже весело, словно ждал этого давным-давно. По всей странице, сверху донизу одни и те же буквы слагались в одни и те же слова. «Павел Тапаров. Павел Тапаров, художник. Грозный Павла Тапарова. Тапаров, Тапаров. Тапаров».

— Все знают, — пробурчал Валентин, — а ты нет. Все знают, а я нет. Гад ты, Муха!