Грозное дело

Харитон сердито сплюнул, полез за пазуху, достал золотой португал (у Трофима раньше был такой же) и сказал, что им нужно к царицыным палатам. Один из рундуковских сторожей встал и повёл их дальше. И уже не прямиком, как Трофима водили до этого, к Мотьке и Ксюхе, теперь они сразу свернули налево. Тут, Трофим это сразу заметил, было и светлей, и чище, воздух легче, а кое-где вообще тянуло благовониями. Так они прошли до ещё одного рундука, так называемого хрустального, как после узнал Трофим. Этот рундук и в самом деле был очень красивый, весь в самоцветах и каменьях, и сторожа там были в богатых кафтанах в золотом шитье.

– Всё? – строго спросил Харитон, останавливаясь и косясь на тамошних сторожей.

– Нет, – твёрдо ответил Трофим. – Мне надо к самой царице. Прямо к ней. Мне царев крестовый поп Феодосий велел. По цареву слову.

Харитон посмотрел на Трофима. Трофим широко перекрестился. Харитон громко вздохнул, снова достал португал и повернул его уже обратной стороной. Та сторона была с большим алмазом красной крови. Сторожа все сразу встали. Старший из них подумал и сказал:

– Но это только его одного! – и указал на Трофима.

Харитон кивнул и отступил на шаг. А Трофим, напротив, выступил вперёд. Один из сторожей вышел из-за рундука и велел Трофиму идти за ним следом. Они миновали рундук и пошли по переходу. Там на стенах, в специальных плошках, горели душистые свечи.

– Не смотри по сторонам! – строго сказал царицын сторож. – Дверей не считай! Морду вниз!

Трофим потупился. Так они прошли ещё немного, дошли до двери, перед которой стояли двое рынд, одетых в серебро. Царицын сторож остановился перед ними и посмотрел на Трофима. Тот, обращаясь к одному из рынд, сказал:

– От государя царя и великого князя. По государеву велению. К государыне царице с розыском!

И почему-то показал свою овчинку – красную. Рында удивленно отступил. Второй рында открыл дверь. Трофим вошёл в неё.

И оказался в так называемых Золотых царицыных сенях. Вот уж где было золота и разного сверкания – и на стенах, и на потолке. Даже ковры на полу, и те были златотканые. А сколько горело свечей! Дымилось благовоний! Трофим проморгался, осмотрелся. К нему подошли две боярыни – одна справа и вторая слева. Трофим снял шапку, поклонился в середину.

– Ты кто такой, холоп?! – спросила одна из боярынь, та, что потолще.

– Я Трофимка, – ответил Трофим. – Порфирьев сын Пыжов, стряпчий Разбойного приказа. Пришёл к матушке-царице. По государеву делу!

Последние слова он сказал громко, во весь голос. И строго посмотрел на боярынь. Толстая как будто оробела. А тощая насмешливо ответила:

– Много вас здесь всяких шляется. Царским титлом прикрываетесь! А чем докажешь, что ты царев?

Трофим, ничего не говоря, повернулся боком и показал своё подрезанное ухо.

– Как у Малюты! – прошептала тощая.

– А может, я и есть Малюта! – строго сказал Трофим. – А ты кто такая?

И вдруг вытащил целовальный крест, ткнул его тощей и велел:

– Целуй!

– А я что? А я что?! – зачастила боярыня. – Такая моя служба – сторожить.

– Раньше надо было сторожить, – назидательно сказал Трофим. – А теперь что? Досторожились!

И решительно пошёл вперёд, к дальней двери, всей в самоцветах. А ещё там, при двери, на лавочках, сидели царицыны сенные девки, или боярышни. Завидев подходящего Трофима, они поспешно повскакали на ноги.

– Государь стряпчий! Батюшка! Куда ты?! – опять зачастила тощая боярыня. – Где же это видано этак к царице вхаживать? Не ровён час перепугается и скинет.

Трофим остановился.

– Что?! – спросил он настороженно.

Боярыня усмехнулась, но молчала. Её товарка, толстая, сказала:

– Ты, государь, так не спеши. Царица, дело молодое, мало ли. Я мигом!

И быстро вошла, мимо сенных боярышень (девок), в ту дверь, в самоцветах. Трофим стоял, посматривал по сторонам и думал, что ему теперь обратного хода нет. Боярышни теснились в стороне и на Трофима не смотрели. Боярыня, которая осталась, тощая, стояла рядом и, думал Трофим, если он без спросу сунется к двери, она в него вцепится и исцарапает так, как его Гапка никогда не царапала.

А та боярыня, что зашла к царице, толстая, никак не возвращалась. Трофим прочёл Отче наш и подумал, что если он здесь ничего не вызнает, то не сносить ему головы. Но и если вызнает, то, может, это будет даже хуже, ибо что здесь можно вызнать да и про кого? Даже вспоминать о нём робость берёт.

Тут тихонько приоткрылась дверь, из неё выглянула давешняя боярыня и поманила Трофима рукой. Он вошёл в дверь.

Войдя, он сразу низко поклонился. И так и остался стоять. Боярыня шепнула:

– Чего встал на пороге?

Трофим прошёл вперёд и поднял голову. Напротив него, на высокой золочёной лавке, сидела царица и улыбалась. Царица была очень красива и очень молода. Одета она была – конечно, для царицы – просто: на голове небольшой бархатный кокошник, обшитый мелким скатным жемчугом, а сама в чёрной атласной душегрейке на куньем меху и в красных немецких сапожках с золотыми пряжками.

– Государыня царица матушка, – сказал Трофим. – Холоп твой Трофимка Порфирьев сын Пыжов пришёл тебе розыск чинить. Государь послал.