Грозное дело

Пришли на Торг, там сразу к бабе Колотухе, они у неё столовались. Баба дала им каши, а говорить с ними не стала, развернулась и ушла. Они перекусили и пошли в ряды. Так как служба в церквах ещё не кончилась, все лавки стояли закрытые. Но и после службы многие из них так и не открылись. Да и вообще, прямо сказать, торговли в тот день почти не было, в рядах было пусто. Еремей у лавочных сидельцев спрашивал, что приключилось, но говорить об этом никто не желал, или говорили, что не знают. Только уже вечером, когда они перед уходом перекусывали, Колотуха им ответила:

– Потому что пришли ваши.

Но кто такие эти «ваши» и куда они пришли, Колотуха отвечать не стала. Еремей насупился, велел Трофиму возвращаться домой, а сам пошёл, как он сказал, разузнать что-нибудь у сведущих людей.

Вернулся он, когда было уже темно. Куда ходил, не ответил. Только сказал, что видел владыку, везли его в санях, шестериком. Еремей в сердцах добавил:

– А скоро поедет на свинье, попомни моё слово!

Трофим вдруг опять спросил:

– А Георгий какой из себя?

Еремей сердито хмыкнул и сказал:

– Сразу узнаешь. Сразу видно: царь! – И вдруг продолжил: – Эх, если б государь Василий тогда не погорячился да не отринул бы царицу Соломонию, она бы ему сыночка родила. А так родила невесть кому! Теперь только смуту развёл!

Трофим набрался духу и спросил:

– А если бы Георгий стал царём, что, мы и вправду жили бы сытней?

Еремей посмотрел на Трофима и с укоризной ответил:

– Вот я сейчас пойду на наместничий двор да скажу там государево дело – и тебе твой поганый язык вместе с кишками выдерут!

Трофим взяла злость, и он спросил:

– Так чего не идёшь?

– А потому, – ответил Еремей, – что идти там уже не к кому. Наместник воевода боярин князь Пронский сегодня с города съехал.

– Куда?

– Никто не знает. Сказали, в поле. И еще болтают: государь пришёл нас проучить и с войском встал на Городище. Не хочет в воскресенье заходить. Обложили нас пока и ждут. Никто из города выйти не может и никого к нам не впускают.

– И что дальше?

– Завтра видно будет.

Сказав так, Еремей достал ещё одну косушку. Они её выпили и легли почивать. Правда, Трофим не почивал, ворочался. Потом он, наконец, заснул. Снился ему царь Георгий, похожий на Шубу. Тьфу-тьфу!

Утром снова было слишком тихо. Они вышли из своей каморки, осмотрелись. Город как будто вымер. Постояли, подождали и зашли обратно. Еремей встал на колени и молился – очень долго. А о чём, было не разобрать. Трофим сидел на лавке и не знал, что думать.

Ближе к полудню послышался набат, но почти сразу унялся. Но Еремей уже не мог молиться – встал и пошёл к двери. Трофим пошёл за ним.

Они опять вышли на крыльцо. Вокруг было по-прежнему пусто и тихо. Даже дыма из труб было почти не видно. Еремей перекрестился.

Откуда-то издалека раздался разбойничий свист.

– О! – сказал Еремей. – Слушай!

Трофим прислушался. Засвистели ещё раз. Потом ещё и ещё. Потом стали свистеть как будто бы со всех сторон. Потом раздался конский топот. Трофим смотрел по сторонам, но никого пока что нигде видно не было.

А потом они вдруг выскочили из-за ближайшего поворота. На вороных конях, в чёрных шубных кафтанах. Одни с горящими смоляками, а другие с саблями наголо. Проскакали мимо их двора и повернули на Варяжскую. Еремей сказал насмешливо:

– К Сыркову!

И точно: вот уже стало видно, как заполыхали сырковские палаты. Послышались крики. Кричали наперебой: одни грозили, другие просились.

– Вот сейчас и Ёгана зарежут! – сказал Еремей. – А вот не порти гирь, скотина! А Сыркова, подлюку, под лёд! С Великого моста! Чтобы все видели!

Трофим не отозвался. У Сыркова полыхало всё сильней. А вот кричали меньше. Потом загорелось дальше, и там тоже закричали. Еремей сказал:

– Это у Лутохиных. Так им и надо.

Трофим откашлялся. По улице опять скакали, и опять на вороных, с огнями. Подожгли соседнюю усадьбу. Открыли ворота, ворвались туда. И вот уже и там всё запылало. Заорали бабы.

Проскакал по улице одиночный верховой в чёрном опричном кафтане, проволок за собой на аркане кого-то.

Подъехали ещё с десяток, стали уже ломиться к ним во двор, не к Еремею с Трофимом, а к их хозяину, который их к себе пустил на подселение. Били в ворота. Хозяин вышел из своих хором, он держал копьё наперевес, за ним валили его слуги, все кто с чем. Государевы люди стучали в ворота, пытались их выбить. Ворота оказались крепкие, не поддавались.

– Ну! – яростно воскликнул Еремей. – Жить хочешь, возьмёшь грех! Айда!

И он сбежал с крыльца, перебежал через двор, открыл их калитку – открыл настежь, – выбежал на улицу и закричал опричникам:

– Сюда! Сюда! – и замахал руками.

Они поскакали на него. Первый подскочил к нему, махнул саблей – и снёс ему голову. Безголовый Еремей упал, голова покатилась по снегу. Трофим начал креститься.