Грозное время

– Немного, государь… Тебя ли, сына ли изберут твоего, одного из преславных царевичей твоих, – молодшего, скорей всего, Федора… Клятву ты должен дать: сохранять свободу веры нашей католической и вольности шляхетские все, как от века… И сам должен нашу веру принять святую, католическую… Или царевич твой… И в каждом царстве, если сам на трон сядешь литовский и польский, должен поочередно время проводить, чтобы везде от двора и лица твоего светлого – радость, и суд, и правда, и прибытки шли купцам и панам, и народу черному… Литве надо взятые земли вернуть, Ливонию, Смоленск и Полоцк отписать их обратно к короне Ягайлов… А если царевича дашь нам, за ним запиши земель хоть немного; вот и все.

– Правду сказал ты: немного толковано, да много наковано… Теперь – меня послушай. Веры менять нам причины нет, как не еретик, не схизматик я, по-вашему, а крещен во имя Святой Троицы, вам же подобно… Так же и сын наш, царевич Федор. Бели дам вам сына, так безо всяких земель Московских. Не девка он, невеста, чтобы приданое за ним готовить… Если сам я сяду на трон, – добро вам будет. Много голов у вас в Литве и Польше, а царство – все без головы, хоть и шумят паны радные. Мы – головой вам станем, защитою крепкою… Ни Рим, ни цесарь, ни один король не устоит против нас! Вот помянул ты про суровую нещадность мою к слугам… Правда, я зол и гневлив, но против тех, кто на меня встает. А кто добр ко мне, тому я и цепь эту и это платье отдам с себя…

– Помилуй, государь! – вмешался Годунов. – Казна твоя не убога. Найдешь, чем одарить…

– Не убога, верно. Дед и отец богаты были. Мы вдвое того богаче, Божьею милостью… Умею наградить… А за что мне с боярами добрым быть? Давно ли изменой они врагов, поганых татар навели, Москву им предали? Казнить и пришлось их – не миловать же за это… Ливония – не Литовская земля, моя она, моею и буде же… Полоцк – тоже. Смоленск – ворочу, пожалуй… Да что толковать, под моей державой – все в одно будет: Ливония, Москва, Литва и Новгород… Корону вашу – после московской короны писать станем: король Литвы к Великой Польши всей… Если цесарь и французский Генрик вам больше сулят – их дело. Мой род – древний, царский. Кроме нас да султана турского – ни единого государя нет, чей бы род непрерывно через триста лет царствовал. Вольностей и прав ни в чем мы нарушать не станем ваших… Может, еще прибавлю… Глядя… Ездить в каждое царство можем же поочередно. И не помешает нам нисколько Москва… А почему – увидишь скоро… Вере нашей – быть в почете всегда. Церкви наши – вольно нам ставить, где пожелаем… Вольно нам будет в старости отойти в монастырь – тогда паны и вся земля выбирают себе из наших сыновей, кого захотят. Их воля… Еще про дворовых моих скажу… Зовут их глупые люди – опричниками… Без них ни в Польшу, ни в Литву ехать не могу… Особливо к польским панам буйным… И ездить будем мы с сынами и со всеми детьми своими. Они по годам своим – не могут без нас еще оставаться… Да, вот еще… Слухи до нас дошли: манят будто у нас сына обманом, будто на трон; а сами хотят в залог его отдать султану турецкому… Может, и злые люди то выдумали… Но я тебе сполна сказать хочу… Все же паны должны присягу дать, что беречь и почитать нас станут, никому в обиду не дадут! А самое святое дело, скажу я тебе… Не брать вам сына… На Польше можно Ернеста посадить. А нам вручить великое княжество Литовское. Его мы особливо хотим. Ведомая нам давно та земля. И хлопот с ней будет меньше при моих преклонных годах… И православного люду больше в Литве, чем католиков. И паны, и шляхта – не такие у вас все буйные, как великопольские крикуны… Ну вот, кажись, и все тебе сказал. Запомнил ли речи мои?

– Думаю, государь… Хотя, где же уму моему простецкому до твоего светлого ума… Да авось не забуду…

– Не позабудешь… Борис, дай-ка памятку… Вот вкоротке – все прописано тут… А вот еще… Бискуп Гнезенский ваш, Яков Уханский, грамотки мне прислал на образец, как надо писать иным панам сильным, могучим на Литве, чтобы на нашу сторону привести их… Мы послушали, написали, желая скорее доброму делу сделаться… Передай о том, по дружбе к нам, кому следует… Посол наш, Новосильцов, – грамотки повезет…

– Рад душою, государь…

– Да еще помни! – уже более сурово прибавил Иоанн, протягивая руку послу для целованья. – Больше всего мы сами, помимо сына, хотим сесть на престол литовский. Чтобы Литве – совсем от Польши отойти. Ее не бойтесь. Я помирю вас с нею… А если не нас, и не Ернеста, если Генрика-француза возьмете, – берегитесь! Знайте, что мне над вами, над Литвою – промышлять придется и силой от дурости отводить… Ступай с миром…

Так, угрозой кончив гибкую, полную недомолвок, а порой и противоречий, беседу свою, отпустил Иоанн Гарабурду.

* * *