Грозные годы

— Война, господа, это жестокая игра жизни и смерти, — словно не слыша его вопроса, вдруг произнес Бадер. — Человеческая жизнь в этой игре — вещь малозначительная.

— Мне кажется, спать еще рано, — после паузы сказал Турнер.

— Наши офицеры из гарнизона надеялись встретиться с вами сегодня вечером, — выжидательно глядя на Бадера, нерешительно произнес Генрихс.

— Ну что ж, если ничего более интересного вы мне не можете предложить...

— Что касается женщин, то...

— Я говорю не об этом! — резко прервал его Бадер. — Меня интересует, есть ли у вас какие-нибудь новые сведения о партизанской бригаде?

— Кое-что есть, господин генерал, и я думаю, для вас это было бы небезынтересно, — спокойно ответил Генрихс.

У Турнера вырвался вздох облегчения.

Бадер же промолчал, словно не услышав слов Генрихса.

Штурмбанфюрер СС вопросительно взглянул на него. Он знал, что среди большинства высших офицеров вермахта Бадер известен как способный и образованный генерал, но в то же время — и Генрихс сейчас имел возможность в этом убедиться — как весьма неприятный собеседник, который всегда занят лишь собственными мыслями. В неофициальной обстановке, находясь в обществе своих подчиненных, он обычно начинал нудно рассказывать о себе, причем эти рассказы часто не имели ничего общего с фактами его биографии. Он любил рассказывать о том, что давно увлекается изучением психологии военных, особенно артиллеристов, пулеметчиков, снайперов, летчиков. При этом он распространялся о солдатской интуиции, находчивости, воинском долге. Кончал же он обычно совершенно неожиданным выводом о том, что все здешние солдаты и офицеры — шельмы, та к как каждый старается всеми правдами и неправдами избежать Восточного фронта или югославского кошмара, который, по его мнению, вовсе не был таким уж страшным.

Бадер вдруг остановился, оглянулся и с кислым выражением лица произнес:

— Здесь, наверное, так же, как и в Белграде, в любую минуту можно получить пулю в спину...

— Мы приняли меры, господин генерал, но, разумеется, все предусмотреть невозможно, — проговорил Генрихс.

— Значит, здесь небезопасно. Тогда пойдемте. Если уж погибать, то на фронте, в бою.

— Да, конечно, — согласился Турнер и, помолчав, добавил: — По сведениям гестапо, в Сараеве существует сильное коммунистическое подполье.

— Вы спрашивали, господин генерал, о партизанской бригаде, — снова заговорил штурмбанфюрер СС Генрихс. — У меня для вас есть интересные новости. Наш агент только что вернулся оттуда.

— Что вы сказали? Генрихс повторил свои слова.

— Кто это? — спросил Бадер.

— Возможно, вы помните, господин генерал, доклад Гельма в отеле «Авала»? Речь идет о бывшем журналисте из Кралева, — ответил Турнер.

— Его имя — Нусрет Калянац, — вставил Генрихс. — Он завербован нами давно, еще до войны.

— И он вернулся из партизанской бригады? — взглянул на него генерал Бадер.

— Да, только что...

— Это действительно любопытно!

— Информация из первых рук особенно ценна, — подхватил Турнер.

— Если желаете, господин генерал, — вытянулся перед Бадером Генрихс, — через несколько минут его доставят в гестапо, в мой кабинет, и вы сможете лично побеседовать с ним. Это в двух шагах отсюда.

— Да, это было бы интересно, — согласился генерал Турнер.

Генрихс вскинул руку в фашистском приветствии и ушел.

Когда генералы подошли к зданию гестапо, их встретили и провели в кабинет штурмбанфюрера СС Генрихса. Через несколько минут туда вошли Генрихс и Калянац. Агент был в длинном черном плаще и почему-то без головного убора.

— Хайль Гитлер! — вытянулся он перед генералами.

Турнер и Бадер вяло ответили на приветствие.

Генрихс взял у Калянаца его плащ и аккуратно повесил на вешалку.

На Калянаце были солдатские башмаки, штаны из домотканого сукна, выцветшая гимнастерка, за поясом — пистолет и ручная граната, через плечо переброшена полевая сумка. Было что-то отталкивающее в выражении лица этого человека.

— Вы говорите по-немецки? — спросил его Бадер.

— Да, и неплохо.

— Почему вы без головного убора?

Калянац замялся.

— Где ваша шапка? — снова спросил Бадер.

Калянац вытащил из кармана измятую фуражку, на ней блеснула красная звезда.

— Наденьте! — приказал Бадер.

Калянац смущенно надел фуражку.

Бадер встал, подошел к Калянацу и внимательно оглядел его с ног до головы. Калянац был средних лет, хорошо сложен, глаза у него были чуть навыкате и какие-то блеклые. Он настороженно переводил взгляд с Турнера на Бадера, опасливо посматривая на их генеральские погоны.

— Это, надо полагать, обычное партизанское обмундирование? — прервал затянувшееся молчание Бадер.

— Так точно, господин генерал!

— И вооружены все примерно так же?

— Так точно!.. У многих трофейные автоматы или карабины.

— Что ж, экипированы неплохо!

— Почти у всех обмундирование сшито из байковых одеял или домотканого сукна.

— Сюда вы добрались без приключений?

— Так точно, господин генерал!

— В Сараево вам удалось войти незамеченным?

— Так точно!

Бадер посмотрел на Генрихса, затем снова перевел взгляд на Калянаца:

— Ну и какое впечатление производит эта бригада?

— Довольно внушительное.