Грозные годы

«Сегодня, 16 января 1942 года, части 342-й пехотной дивизии вошли в Сребреницу, а усиленный 697-й полк 342-й дивизии прибыл во Власеницу, из которой четники согласно предварительной договоренности вывели свой гарнизон».

В отношении этой радиограммы Бадер воздержался от комментариев.

В четвертой говорилось:

«На железнодорожной станции Пьеновац усиленный 1-й батальон 697-го полка 342-й дивизии внезапно атаковал так называемый шумадийский батальон партизанской бригады, в составе которого находился романийский партизанский отряд... В этом сражении уничтожено шестьдесят три партизана, в том числе Славиша Вайнер, именуемый Дядей Романийским, и командир шумадийского батальона Милан Илич — Дядя Шумадийский, Тело Вайнера повешено на привокзальной площади, с тем чтобы развеять миф об этом бандите».

Последняя радиограмма гласила:

«Под ударами наших частей противник непрерывно отступает. Батальоны так называемой Первой пролетарской бригады отходят в направлении Пале, Яхорина. В бригаде поддерживается строгая дисциплина и постоянная боеготовность, основанная на коммунистическом фанатизме. Считаем необходимым довести до сведения высшего командования, что во главе бригады стоят опытные командиры. Умело используя особенности местности, они ловко обходят наши засады и избегают окружения...»

Дочитав, генерал Бадер продиктовал две радиограммы в войска. В первой, напоминая о строжайшей ответственности и серьезности создавшейся ситуации, он требовал принятия самых энергичных мер для скорейшего и окончательного уничтожения партизанской бригады. Во второй коротко упоминалось об ответственности за подачу неточной информации и содержались язвительные замечания насчет тоге, что если верить полученным донесениям, то в Югославии на сегодняшний день не осталось ни одного партизана.

Вечером генералы Бадер и Турнер уехали в Сараево, а оттуда на следующий день вылетели в Белград.

— Вы, кажется, хотели подольше побыть в войсках, господин генерал? — уже в самолете спросил Турнер у Бадера.

— Господин Турнер, я был бы вам очень признателен, если бы вы не совали нос в те дела, которые вас не касаются, — отрезал Бадер и повернулся к иллюминатору.

Турнер промолчал.

Через час они уже были на аэродроме в Земуне. Сев в автомобиль, Бадер как бы про себя зло пробормотал:

— До сих пор не удалось взять в плен ни одного партизана из этой проклятой бригады, какое уж тут «уничтожение»!

— Вы правы, господин генерал, — поспешил согласиться с ним Турнер, — пленные всегда предвещают близкую победу.

— Я чувствую, что после генерала Бёме, который, по его собственному выражению, «усмирил сербов», мы получили в наследство очень серьезного противника.

Всю оставшуюся часть пути до штаба они молчали...

17 Через Игман

Стояла тишина. Морозный воздух был неподвижен. Части Первой пролетарской бригады готовились перейти через реку Босна и Сараевское Поле. Вдали прогрохотал тяжело груженный немецкий состав. Авангард бригады находился уже у подножия ледяной горы...

Опустилась холодная ночь. Не переставая падал снег. Мороз усиливался, завывал ветер. Из-за сплошной завесы снега в двух шагах ничего не было видно. Очертания предметов сливались, все приобретало свинцово-серую окраску. Обледеневшая одежда сковывала движения. По застывшему руслу Босны, скрытому высокими деревьями, кружились снежные вихри. Батальоны уже миновали болотистые места, пересекли шоссейную дорогу, которая вела к Сараеву, и оказались в окрестностях города.

Когда несколько батальонов перешли железнодорожную насыпь, из метели вдруг вынырнул длинный состав. Партизанам даже не пришлось укрываться — за сплошной пеленой снега их никто бы не увидел. Иззябшие бойцы со злостью смотрели на ярко освещенные окна вагонов. Никогда еще не были они так близко от немецких солдат, домобранов и усташей, с которыми сражались уже несколько недель.