Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)

- А мы этому зверю уже обломали когти, - со сдержанной радостью проговорил Мусенко. - Когда наши партизаны узнали про смерть двух невинных людей, заволновался весь остров. Все требовали расправы с карателями! Потом пришла депутация из села. Ну, тут нам стало ясно, что надо активнее действовать, оправдать доверие народа...

Киров кивнул ему:

- Правильно, товарищ Мусенко!

- Мы тоже решили, товарищ Киров, что действуем правильно. Договорились с партизанами Урожайного, соседнего села, и двумя отрядами утречком раненько окружили Величаевку... Подняли с постелей загулявших карателей, говорим им: "Давайте, гады, похристосуемся, что ли?"... В бою мы изрубили двести двадцать кадетов, в том числе и полковника Пузанкова! Этого гада я сам срубил! Рассчитался за жену, за детишек, за все!.. И двести двенадцать человек захватили в плен...

- Ай да партизаны! Ай да молодцы! - Киров был в восхищении от рассказа Мусенко. И все остальные слушали его с большим вниманием и интересом.

- Но и это еще не все, товарищ Киров. Из тюрьмы мы освободили сто тридцать заключенных. Среди них - двадцать четыре смертника. Их должны были казнить в день Первого мая. Ну, радость по поводу разгрома белых сами понимаете какая была в селе. Отовсюду сбежался народ на митинг. А митинг мы устроили на церковной площади, недалеко от виселицы... Выступали крестьяне-бедняки, потом - партизаны... Я выступил и сказал, что и впредь красные камышане будут беспощадно расправляться с деникинцами, что Красная Армия живет и борется с белыми на всех фронтах... одним словом, все рассказал! К нам, партизанам, тут же на площади присоединилось более ста человек. - Мусенко перевел дыхание. - На этом митинге решено было послать делегацию в Астрахань, просить помощи у Реввоенсовета. Выбрали нас двоих меня и вот товарища Петрова, командира нашего отряда...

Киров посмотрел на Петрова. Перед ним сидел среднего роста полный, рыжеватенький мужичок в застиранной и сильно выгоревшей домотканой рубахе, в залатанных, когда-то франтоватых голубых брюках, в стоптанных и порыжевших сапогах, давно или никогда не видевших мази и щетки. Это был тот знаменитый прикумский охотник, о котором как-то уже давно, еще до отъезда в Величаевку, рассказал ему Мусенко.

Киров видел Петрова впервые, но казалось, что он знает его давно. Вид у грозного партизанского командира был добродушный и очень располагающий к себе.

- Может быть, послушаем вас, товарищ Петров? - спросил Киров.

- Да что мне говорить? - Петров развел руками, которые до этого покойно, по-крестьянски, лежали у него на коленях. - Комиссар мой все рассказал. Добавить мне нечего. Нам вот только нужна помощь, чтобы чаще повторять такие вылазки. А чтоб легче бить белых, надо убедить народ: Красная Армия жива и час освобождения близок. Вот и все, пожалуй. - И руки его снова покойно легли на колени.

- Мы вам поможем, - сказал Киров и обратился к третьему партизану, Чепурину: - А что расскажете вы?

- Я из Георгиевских лесов, - поднявшись с места, ответил партизан. Лесовик!

- Слышал, слышал! - Киров оживился. - Лесовики, а говорят, деникинцам не даете покоя и на открытой местности.

- Бьем их и в лесу, и на поле, это правда! - не без удовольствия проговорил Чепурин. - Лесовики - народ боевой. И с камышанами мы дружим, помогаем друг другу. Я вот поехал пообщаться с ними и попал в самую заваруху. Посмотрел, как воюют камышане. Молодцы, ничего не скажешь. После митинга Мусенко и меня захватил в Астрахань, говорит, как раз удобный случай, сделаешь доклад товарищу Кирову. А какой из меня докладчик? Говорить я не умею, товарищ Киров. Вы уж спросите, что надо, я вам отвечу.

- Хорошо, - сказал Киров. - Кем вы были раньше?

- Был я красноармейцем.

- Как же стали партизаном?

- Я за Советскую власть, товарищ Киров, и никакой другой власти не признаю. А раз так, я должен защищать свою власть. Когда армия уходила на Астрахань, я, как и многие другие, лежал в тифу, в Георгиевске. Пришли беляки. Многих они перестреляли прямо на койках, многих выбросили из окон лазарета. Меня, стервецы, раздели, связали и выставили на мороз. Но нашлись добрые люди, темной ночью подкрались ко мне, перерезали веревки на руках и ногах, дали валеночки и шубенку и говорят: "А теперь тикай, братец!" Хотя и был я еле живой, но дополз до леса... А там меня уже ждали, подобрала лесная братия... Отогрели, накормили, стали лечить... С месяц провалялся в землянке, и выходили! Снова вот могу держать в руках винтовку и бить белых гадов!..

- Значит, лесовик?

- Лесовик! - хитро сощурившись, ответил партизан. - Мы как яблочко. Сперва зеленое, потом, глядишь... покраснеет, станет красным!

Киров рассмеялся.

- Много ли в отряде народу? - спросил Мехоношин, заинтересовавшись рассказом лесовика.

- Поболее, чем у камышан. Леса вокруг Георгиевска полны партизанами. Народ боевой, люто ненавидящий белых. Много у нас и крестьян, иногородних. Убежали из станиц.

- В чем вы нуждаетесь? Чего вам не хватает, чтобы еще лучше бить белых? - спросил Мехоношин.