Грозный лес

Безногий тревожно посмотрел на офицера. Не догадался ли он, что перевод расходится с признанием предательницы, не собирается ли стрелять в него? Но отступать уже поздно, надо идти до конца.

— Она говорит, что вы храбрый лишь с детьми и женщинами, — продолжал «переводить» Филиппов.

— Довольно, — перебил офицер.

— Встань, гадина, — сказал по-русски безногий. — Все равно тебе не жить. Немцы помилуют, так Вихарев прикончит.

Баба замолчала. Вытаращенными от ужаса глазами посмотрела на безногого. Видно, в мозгу у нее мелькнула догадка.

Фашист прицелился в грудь стоявшей перед ним на коленях женщины. Нажимая курок, одновременно дал команду пулеметчикам.

Настя не понимала, что происходит на площадке. Беспокойно наблюдая за передвижениями женщин, не спуская глаз с голубого пятна. Пулемет был от нее закрыт телегами немецкого обоза. Одну из маленьких групп увели. Другая осталась на дороге. «На работу их, что ли, снаряжают?» — подумала она. Солдаты окружили толпу у часовни.

Сухо затакал пулемет. Отчаянные женские крики слились в один сплошной вопль.

Настя во весь дух помчалась к деревне. Быстро вскарабкалась на возвышенность, не помня себя от ярости, свернула на дорогу. Навстречу с визгом летели пули. Перескочив канаву, споткнулась. Падение привело в себя. «Зачем это я? Куда бегу?» Отползла в рожь. От бессильной злобы заплакала, уткнувшись лицом в темную землю.

6. Спасение

Расстрелянных свалили в одну кучу в часовне. Мельника перенесли в зимнюю половину собственного дома. Солдат разместили по домам на отдых. Поставили часовых: двух на околицах деревни, одного к пожарному сараю, где томились заложницы.

Безногий просился домой, но офицер не пустил. До полудня он ковылял и туда и сюда по деревне. Солдаты требовали то одно, то другое. У баб от пережитого страха все валилось из рук. Языка они не понимали и бессмысленно таращили глаза на жестикулирующих постояльцев. Уставшие солдаты раздражались, выходили из себя, набрасывались с кулаками на женщин.

Безногий бежал на шум. Выяснял недоразумение, успокаивал завоевателей. Объяснив хозяйке, что от нее требуют, вприскочку спешил на другие крик и плач.

Комендант уезда находился на пожаре. С рапортом о случившемся и о принятых мерах послали велосипедиста. По расчетам офицера, связист должен был вернуться часа через два, но наступил обед, а его все не было.

Часовой с северной окраины доложил офицеру, что слышал свист и заметил несколько мелькнувших на опушке леса фигур.

— И какой же вы сделаете вывод, Генрих? — спросил командир.

— Я полагаю, что надо принять меры, — ответил пожилой солдат.

— Какие же меры?

— Усилить посты, поставить пулеметы, ночью спать не раздеваясь. Оружие иметь под рукой…

— Я понял вас, Генрих. Если к тому же вызвать танковую дивизию и самолеты для патрулирования, то и вовсе все будет хорошо, — с улыбкой перебил офицер нахмурившегося солдата. — Помните, что мы в тылу. Никакой рейд русской армии нас не может застать врасплох. Если вы боитесь лесных бандитов, то ведь лес далеко. Из леса они не смеют показать носа, достаточно одного выстрела — и они разбегутся, как стадо газелей, — самоуверенно добавил он. — Вы запомнили, что я вам сказал?

— Запомнил, господин лейтенант, но я все-таки думаю…

— Идите отдыхать, — строго перебил офицер. — Думать буду я. Вы должны только исполнять.

Настя просидела в овине весь день. Через щели следила за мелькавшей по деревне фигуре безногого, бегающими за водой бабами, гуляющими солдатами. Безногого она ненавидела больше, чем немцев. Когда он, припрыгивая, бежал по улице, ее охватывала дрожь, пальцы сами сжимались в кулаки. Ей казалось, что он виновник расстрела. «Предатель. Ладно, смерть тебе будет радостью», — думала Настя.

Пожарный сарай был недалеко от овина. Вокруг него вышагивал часовой. Вновь сменившийся стал ходить вдоль сарая, показываясь то справа, то слева. Третий вообще не ходил. Стоял, прислонившись к тонкой березе.

Настя грызла ногти, стараясь придумать, как выручить заключенных, но в голову ничего путного не приходило. «Надо ждать ночи», — решила она.

В три часа дня офицер вызвал переводчика.

— Какие сведения есть у вас о лесных бандитах? — спросил он у вытянувшегося перед ним навытяжку инвалида. — Кто такой Вихарев?

— Вихарев был здесь председателем сельсовета, господин офицер. Так сказать, местная власть. Он уже получил кое-что по заслугам. Когда победоносная немецкая армия заняла наш район, дом его сожгли. Вы, может быть, заметили пожарище недалеко от магазина. Жену и двоих детей расстреляли. Мельник, то есть погибший староста, знал его хорошо. Между ними была сильная вражда.

— Много у Вихарева людей?

— Не могу знать. Считаю, что немного. Человек двадцать, не больше.

— Чем они вооружены?

— Не могу знать.

— Какие-то слухи ходят среди жителей?..

— Болтают, конечно. Говорят, что несколько автоматов у них имеется… Но, вероятно, без патронов. Охотничьи ружья, ножи, топоры…

— Могут они напасть на мой отряд?