Грозный царь московитов: Артист на престоле

Многие из воинов армии еще помнили эпоху неограниченного владычества отцов и дедов на землях, впоследствии подчинившихся Москве. Некоторые (те же Воротынские, например) продолжали чувствовать себя хозяевами таковых. Привести эту гордую, своевольную, хорошо вооруженную массу к повиновению, заставить ее "честно и грозно" служить великому князю Московскому было непростым делом. Иван III виртуозно балансировал, учитывая интересы различных аристократических группировок: то жаловал, то налагал опалу, но в целом на казни был скуп. Мощь Москвы многих привлекала. Блистательный политик, Иван III умел сделать так, чтобы могущественные княжеские семейства бежали к нему, а не от него. В его времена московская армия, поразительно пестрая по своему составу, управляемая, на первый взгляд, хаотично, добилась, тем не менее, грандиозных успехов. Василий III действовал попроще, для него более свойственно было применять силу. Переезды при нем шли в обе стороны.

Но при Василии III уже во всю действовала социальная машина местничества. Автор этих строк полагает, что первому государю, позволившему работать местническому механизму, надо бы поставить памятник. Эта мудрая система иной раз, конечно, выходила во время боевых действий боком, зато она сглаживала противоречия внутри правящего класса и позволяла находить компромиссные пути выхода из конфликтов между отдельными аристократическими группами. А компромиссные — значит прежде всего мирные. Орава воинственной, пассионарной знати, оказавшейся в распоряжении великого князя Московского, могла ведь и передраться, как это бывало, например, в Польше и Литве… А могла стать сокрушительным орудием завоеваний. Полки, состоящие из выносливых, агрессивных, спаянных единой верой служилых людей, пугали соседей России. Тем более во времена, когда страна была на подъеме и территория ее стремительно увеличивалась.

Так вот, русская военная система второй половины XV — середины XVI века напоминает мощный гоночный автомобиль со сверхсложной приборной доской. Умея управляться со всеми этими нагромождениями, можно было выжать из машины невиданную скорость и маневренность (Иван III). Заблокировав кое-какие возможности и научившись жесткому вождению в стиле "только наверняка" — преодолевать довольно сложные трассы (Василий III). Но если выпустить руль из рук, машина начнет взбрыкивать, как норовистый конь (регентство Елены Глинской). Еще того хуже — перестать вмешиваться в ее работу. Едет сама, ну и едет… Так было, в силу сложившихся обстоятельств, на протяжении детских лет Ивана Грозного. Тогда автомобиль, во-первых, постарался свернуть туда, куда хотелось ему самому, а не шоферу, и, во-вторых, попробовал произвести апгрейд своего водителя.

Детские ужасы Ивана Васильевича — вовсе не плод подростковой фантазии и не признак паранойи. Мальчик ехал во взбесившемся автомобиле: тот вез его прямо в логово страшных татар, заботился о водителе очень умеренно и, когда шофер протягивал руки к рулю, старался не дать ему власти над собой…

А испытывалось на прочность не стальное хладнокровие Ивана III, а нервная, артистическая натура его внука. Иван Васильевич знал, что у матери и особенно у отца получалось привести служилую аристократию к несравненно большей покорности, чем удавалось ему самому — до поры до времени. Понимал, что такое положение вещей для страны неестественно. Боялся влететь на сбрендившей машине в большую аварию. Но как управлять доставшимся по наследству военнослужилым классом, не знал. Просто научить было некому…

Между тем татарская опасность нависала над Московским государством постоянно. Войны с Казанью вовсе не были своего рода футбольным матчем, где одна команда заведомо сильнее другой и игра идет в одни ворота. Сцепились два молодых хищника; обе стороны получали глубокие, исходящие кровью раны. А сражения на западе затихли только по одной причине: московское правительство поспешило зафиксировать результаты неудачной для России Стародубской войны. В результате обе стороны — и Москва, и Литва — остались неудовлетворенными. Таким образом, и здесь граница всегда могла трансформироваться в линию фронта. Требовалось как-то обрести контроль над ситуацией.