Грозный царь московитов: Артист на престоле

Наши войска побежали. Часть воевод погибла, другие покинули поле боя, заботясь лишь о спасении жизни. Среди последних оказался и князь Иван Юрьевич Голицын, большой воевода. Курбский глуповато злорадствует, поминая несчастную судьбу плененных тогда военачальников: "…здесь, на великом сейме, на котором бывает множество народа, [они] подверглись всеобщим насмешкам и надругательствам, окаянные, к вечному и немалому позору твоему и всей святорусской земли, и на поношение народу — сынам русским". Потери были огромными. Неприятель захватил в качестве трофея 17 орудий. Русские полки не проявили стойкости, характерной для первых лет войны или хотя бы для Молодинской битвы. Видимо, сказывалась общая усталость от боевых действий, нежелание драться всерьез.

Далее поражения следуют одно за другим, каскадами. В 1579 году польский король Стефан Баторий, блестящий полководец, взял Полоцк, затем важную крепость Сокол, где были сконцентрированы крупные силы русских, а также ряд других укрепленных пунктов. Этим он нанес личное оскорбление царю Ивану Васильевичу, ведь тот так гордился грандиозной победой, достигнутой в 1563 году! Кроме того, сами полочане, видимо, не рвались остаться под скипетром Ивана IV. Местное население, прежде склонное доверять единоверным подданным русского царя, пострадало от жестокости, проявленной при взятии города, депортационной политики государя, а также опричных репрессий, и теперь оно склонялось к поддержке Батория. Так, польской армии помогал полочанин Коссонский. Впрочем, Стефан Баторий тоже не церемонился с местным населением. Его солдаты ограбили город, а потом король отдал православные храмы иезуитам, хотя большинство полочан исповедовало православие.

В Соколе наемники из армии Стефана Батория учинили такую резню, что даже не смогли остановиться, перебив всех живых русских, и принялись с остервенением кромсать трупы.

Затем поляки взяли Великие Луки и устроили там жесточайший разгром, вполне достойный опричного террора в самые худшие его периоды. Была захвачена мощная крепость Заволочье, пали Невель, Велиж, Холм и Старая Русса. Наши корпуса под Торопцом и у той же Старой Руссы подверглись уничтожению. Вражеские отряды разоряли ржевские и зубцовские места в сердце тверской земли и почти дошли до новой резиденции Ивана Васильевича в Старице.

Ливонские замки сдаются шведским войскам. Шведы берут Нарву, затем, осмелев, — Ивангород. Ям, Копорье, Корелу… Захват Нарвы оканчивается жутким погромом, хуже татарского.

Опять восстает "луговая черемиса", и казанское направление требует новых войск. На юге крымцы и ногаи жестоко разоряют русские области. Московских полков не хватает прежде всего там, но пока не завершилась война в Ливонии, снять их с северного и западного фронтов невозможно.

В последние годы войны русским командованием несколько раз предпринимались попытки контрнаступления. Воеводам Трубецкому, Бутурлину, Хилкову и Хворостинину удавалось отбросить неприятеля. Под Смоленском польско-литовские войска потерпели серьезное поражение. Однако это были частные успехи. Они, скорее, могли показать способность нашей армии сопротивляться и в дальнейшем, нежели вести к стратегическому разгрому неприятеля.

Многие историки подчеркивают нравственное опустошение Ивана Васильевича в последние годы войны. Он вел себя вяло, нерешительно, запрещал воеводам вступать в сражения со значительными силами поляков. Из Разрядного приказа в полки шли инструкции следующего содержания: "А будут пойдут против вас литовские люди на прямое дело, и вы б от них отходили, а на прямое дело с литовскими людьми не ставилися…" Относительно крепостных гарнизонов у царя было прямо противоположное требование: стоять насмерть. Но и здесь имелись исключения: по некоторым сведениям, Иван IV позволил отступить гарнизону Суши, выдвинутой в литовские владения и, очевидно, обреченной в условиях того времени. Кажется, воля его надломилась. Он опять всюду начал видеть измену. Вождь, потрясенный неудачами, утративший стремление к победе, вряд ли мог переломить несчастливый ход боевых действий.

Р. Ю. Виппер прямо пишет о нем как о человеке физически и нравственно разбитом, "старике в пятьдесят лет", правда способном еще на сильные дипломатические ходы… Н. М. Карамзин строго судит царя: "…гибли добрые россияне, предаваемые в жертву врагам Иоанновой боязливостью… Имея силу в руках, но робость в душе, Иоанн унижался исканием чуждого, отдаленного вспоможения, ненужного и невероятного (речь идет о тщетных попытках Ивана Васильевича добиться помощи от германского императора. — Д. В.). Он не думал сам выступить в поле; расположил войско единственно для обороны… Иоанн был в ужасе, не видел сил и выгод России, видел только неприятельские…"