Грозный змей

Красный Рыцарь бросил взгляд на своих окситанских союзников. Не то чтобы он им не доверял, но все же боялся их гнева и поспешных суждений принца.

Сэр Майкл сплюнул:

– Не верю, что мой отец до такого докатился.

– Ты мог бы быть королем, – заметил Габриэль.

– Не смешно, – ответил Майкл.

– Знаешь, что хуже всего в гражданской войне?..

Галлейцы о чем-то говорили. Кто-то встал на колени.

Отряд Красного Рыцаря уже послезал с седел. Кадди громко ворчал:

– Пусть уже драка начнется. Лучше они, чем я. Я не хочу быть никаким королем.

Габриэль засмеялся и указал на Кадди:

– Вот это. Когда идет гражданская война, все живут как во сне и думают, что любой может стать королем. И тогда мы превращаемся в животных, которые дерутся за еду.

Герольд ехал к ним. Над ним развевался флажок.

– Ага, – сказал Габриэль, – вот и он.

Сердце у него забилось сильнее.

– Мы можем их победить, Габриэль, – заметил сэр Майкл.

– Можем, – кивнул Габриэль, – но кто-то из нас погибнет и кто-то из них погибнет, а мой враг становится сильнее с каждым новым трупом. Так что давайте заплатим наименьшую цену.

– А если ты проиграешь? – без выражения спросил Майкл.

– Тогда я смогу отдохнуть и перестану строить козни. Все будешь решать ты, мой брат, Том, Изюминка. Мастер Смит, Гармодий, королева. Амиция, все остальные люди. Лучшее, что я узнал за последние недели: не все зависит от меня, Майкл. Подумай об этом. – Он засмеялся.

– Ну и что мне делать с галлейцами? – спросил Майкл, не обратив внимания на остальное.

– Предложи им отправиться домой. Если откажутся, уничтожь их. Никого не щади, не считайся с потерями. Тоубрей покинет их, узнав, что это ты. А потом садись на трон. Я‑то буду уже мертв.

– Сомневаюсь, – заметил Майкл. – Позволь мне побыть твоим оруженосцем в последний раз. Хотя… хреново как-то прозвучало.

Габриэль засмеялся.

Пока Майкл разбирался с завязками и гербами, подъехал герольд.

– Сэр Жан де Вральи встретится с вами в бою один на один, – сказал он.

Красный Рыцарь взял у Тоби копье. Ему захотелось оставить послание для Амиции или даже для Бланш. Наверняка именно так поступила бы его мать.

– Если я выиграю, – сказал он, – будьте готовы немедленно выступать на север.

Он хотел улыбнуться, но сердце билось слишком часто, и губы не слушались. Так что он просто развернул коня и поехал через поле, туда, где блестела на солнце фигура Жана де Вральи.

Де Вральи ехал по залитому солнцем полю. Он хмурился. Обычно он выходил на бой без единой мысли. Разве что с молитвой на устах.

Молитвы на этот раз не вышло. Вместо нее сотни непрошеных образов роились в голове, как комары или мальки. Он одновременно пытался понять, как рыцарь расправился с де Роханом, хотя де Вральи, несмотря на все пороки, выучил его всему лично, и думал о сверкающем потоке святой воды, которая стала причиной его дисквалификации, – воды, показавшей, что он сам или его оружие зачаровано. Он думал о черном пламени, пожирающем броню ангела, и о том – эти мысли занимали его сильнее всего, – как именно ангел…

«Мне кажется, это не ангел, а демон», – прошептал голос д’Э где-то рядом.

Де Рохан обвинил королеву в измене и колдовстве. И погиб.

«Почему мой ангел никогда не упоминал Красного Рыцаря?

Почему он перестал говорить о Боге?

Почему он не давал мне ответов?»

А еще де Вральи ощущал одновременно стыд и опасение – два чувства, которых он почти не знал. Сегодня он охотно надел доспехи, защищенные колдовством. А ведь мог сделать и другой выбор.

Он опустил копье с легкостью, неудивительной после десяти тысяч повторений. Он видел герб своего врага – шестиконечные звезды в алом поле.

«У меня был выбор. Я ненавижу. Я сомневаюсь. Во всем».

А потом его копье взлетело.

Габриэль потел, надвинув на лицо забрало. Он внимательно следил за де Вральи, сосредоточившись на его движениях и его лошади.

Лошадь была хороша.

За обычными приготовлениями к битве скрывался страх. Прежде всего страх смерти, а под ним еще куча других. Как булатная сталь. Каждый страх сплетался с минутными колебаниями и мелкими изъянами, как сталь раз за разом складывают и проковывают, чтобы спрятать ее несовершенства.

Страх за королеву и за то, что Майклу придется выступить против отца. Страх за мир, который Габриэль так любил, и страх из-за того, что он дурно жил и дурно умрет, и страх проиграть.

Бой, которого Габриэль Мурьен боялся сильнее всего в жизни, начался очень просто. Поток команд – и все случилось. У Габриэля не было времени изучить реальность, с которой он столкнулся, и он вошел в бой, как черное зеркало. Пустым и одновременно полным. Его воображению обычно не хватало времени, чтобы раздуть страхи. Но сегодня ему пришлось проехать расстояние полета стрелы на коне, которому он не мог позволить устать. Целая вечность, чтобы поразмыслить. Поудивляться. Попредставлять себе будущее.