Грозовой перевал

– Но я должен, сейчас войдет Линтон, – настаивал в тревоге незваный гость.

Он пытался встать, он насильно разжимал ее пальцы – она вцепилась крепче, затаив дыхание; ее лицо выражало безумную решимость.

– Нет! – закричала она. – Не уходи, не уходи! Мы вместе в последний раз! Эдгар нас не тронет. Хитклиф, я умру! Я умру!

– Чертов болван! Принесло! – сказал Хитклиф, снова опускаясь в кресло. – Тише, моя дорогая! Тише, Кэтрин! Я остаюсь. Если он пристрелит меня на месте, я умру, благословив своего убийцу.

Они снова крепко обнялись. Я слышала, как мой господин подымается по лестнице, – холодный пот проступил у меня на лбу: я потеряла голову от страха.

– Что вы слушаете ее бред! – сказала я в сердцах. – Она говорит, сама не зная что. Вы хотите ее погубить, потому что она лишена рассудка и не может защитить себя? Вставайте, и вы сразу освободитесь! Это самое сатанинское из ваших злодейств. Через вас мы все погибли – господин, госпожа и служанка.

Я ломала руки и кричала. Услышав шум, мистер Линтон ускорил шаг. Как ни была я взволнована, я искренно обрадовалась, увидев, что руки Кэтрин бессильно упали и голова ее сникла.

«В обмороке. Или мертва, – подумала я, – тем лучше. Ей лучше умереть, чем тянуть кое-как и быть обузой и несчастьем для всех вокруг».

Эдгар, бледный от изумления и ярости, бросился к непрошеному гостю. Что хотел он сделать, я не скажу. Однако тот сразу его остановил, опустив лежавшее на его руках безжизненное с виду тело.

– Смотрите! – сказал он. – Если вы человек, сперва помогите ей, со мной можете поговорить потом.

Он вышел в гостиную и сел. Мистер Линтон подозвал меня, и с большим трудом, перепробовав немало средств, мы ее привели наконец в чувство; но она была в полном затмении рассудка; она вздыхала, стонала и не узнавала никого. Эдгар в тревоге за нее забыл о ее ненавистном друге. Но я не забыла. При первой же возможности я прошла к нему и уговорила его удалиться, уверяя, что ей лучше и что утром я извещу его, как она провела ночь.

– Хорошо, я удалюсь отсюда, – ответил он, – но я останусь в саду, и смотри, Нелли, завтра сдержи свое слово. Я буду под теми лиственницами. Смотри же! Или я опять войду в дом, будет Линтон дома или нет.

Он кинул быстрый взгляд в приоткрытую дверь спальни и, уверившись, что я, очевидно, сказала ему правду, избавил дом от своего злосчастного присутствия.

Глава XVI

Ночью, около двенадцати, родилась та Кэтрин, которую вы видели на Грозовом Перевале: семимесячный крошечный младенец, а через два часа роженица умерла, ни разу не придя в сознание настолько, чтобы заметить отсутствие Хитклифа или узнать Эдгара. Не буду расписывать, в каком отчаянии был мистер Линтон от своей утраты, – это слишком печальный предмет; действие его глубокой скорби сказалось только со временем. В моих глазах несчастье отягчалось еще тем, что господин остался без наследника. Я горевала об этом, глядя на слабенькую сиротку; и мысленно корила старого Линтона, что он (хоть то и было вполне естественным пристрастием) закрепил имение за собственной дочерью, а не за дочерью сына. Бедная крошка! Не вовремя она явилась на свет. Она могла до полусмерти надрываться от плача, и никого это нисколько не заботило – в те первые часы ее существования. Впоследствии мы искупили наше небрежение; однако начало ее жизни было таким же одиноким, каким будет, верно, и конец.

Следующее утро – яркое и веселое на дворе – прокралось, смягченное шторой, в безмолвную комнату и залило кровать и тело на кровати мягким, нежным светом. Эдгар Линтон сидел, склонив голову на подушку и закрыв глаза. Его молодое и красивое лицо было почти так же мертвенно, как лежавшее рядом, и почти такое же застывшее: только у него это была тишина исчерпавшей себя тоски, а у нее тишина полного мира. Лоб ее был гладок, веки сомкнуты, губы даже хранили улыбку, ангел небесный не мог быть прекрасней. И меня охватило то же бесконечное спокойствие, в каком лежала она: никогда мои мысли не были так благоговейны, как теперь, когда я глядела на этот тихий образ невозмутимого божественного покоя. Я невольно подумала словами, сказанными ею за несколько часов перед тем: «Невообразимо далеко от вас – и высоко над вами…» На земле ли он еще, ее дух, или уже на небе, примиренный с Богом?