Грубая обработка

Резник опять принялся за свой бутерброд, из него выпал на стол кусок куриной печенки. «Если бы я тан ел, – подумал Миллингтон, – моя жена запирала бы меня в гараже».

– Что Грайс? – поинтересовался Резник.

– Тот из ресторана? Напарник Грабянского?

– Он не был замешан в драке, не тан ли?

– Даже не трогал своего пальто.

– Осторожный, значит?

– Более того, сэр, раз вы коснулись этого. Я бы сказал, хитрый и ловкий.

Резник пожалел, что не купил кусок торта.

– Вы не забыли про Фоссея, Грэхем?

– Завтра, сэр. Теперь, когда китайское дело закончено…

Резник кивком головы показал, что у него вопросов больше нет. Миллингтон повернулся, чтобы уйти.

– Проследите за тем, чтобы вытащить Линн из торгового центра, хорошо? Помимо того, что это сказывается на ее моральном состоянии, если она будет продолжать околачиваться там дальше, легко опознают, кто она на самом деле.

– Хорошо, сэр.

Едва за ним закрылась дверь, зазвонил телефон. Поднимая трубку, Резник подумал, что это может быть Джефф Харрисон. Но ветер дул совсем с другой стороны.

– Боюсь, что у меня не совсем хорошие новости, – прозвучал голос Клер Миллиндер.

Резник скорчил гримасу.

– Сегодня утром я почти, ну совсем почти продала ваш дом. Это та семья, о которой я говорила вам. Им понравились комнаты, сад, все остальное.

– И что им не подошло?

– То, что дом не в том районе города.

– Боже! А для чего существуют автобусы? Что, у них нет автомашины?

– Школа. Вот в чем дело. Один ребенок в средней школе, другой – в последнем классе начальной, а маленькая девочка вот-вот закончит класс для малышей. Мать заявила, что она не настроена против этнических меньшинств, но если на ее дорогую малышку будет приходиться восемь азиатов, то какой старт она получит на всю ее последующую жизнь?

– Я надеюсь, что вы дали ей соответствующий ответ? – заявил Резник, потихоньку закипая.

– Я улыбнулась ей своей самой приятной профессиональной улыбкой и сказала, что, если они передумают, пусть обязательно позвонят мне.

– Да не будет она звонить.

– Разумеется, – послышалось в трубке после непродолжительного молчания.

Резник взглянул на часы.

– Хорошо, спасибо за эту информацию.

– Не стоит благодарности. Послушайте… вероятно, все это чепуха, я думаю… может быть, вам это совсем не понравится… у меня возникла одна идея.

– Относительно дома?

– Естественно.

– Продолжайте.

– Видите ли, я предпочла бы побеседовать с вами об этом, как говорится, с глазу на глаз.

Резник не проронил ни слова.

– Вы будете дома сегодня вечером, надеюсь?

– Да, буду.

– Около девяти?

– Прекрасно.

– Здорово. Красного или белого? Я принесу бутылку.

– Я думал, это…

– Некоторые предложения… их лучше делать, когда вы немного под хмельком.

– Послушайте…

– Шутка. Эй, я пошутила!

– Понятно.

– Но я все же принесу вино. Ведь хорошо расслабиться после долгого рабочего дня, вы не находите?

Когда Линн Келлог наконец вернулась в участок и написала отчет о еще одном потерянном дне, ее желудок начал подавать сигналы о необходимости принятия пищи, которые можно было услышать на расстоянии двадцати метров.

Она была в середине очереди в столовой, когда заметила Кевина Нейлора, устроившегося за угловым столиком у самой отдаленной стены. Он склонился над тарелкой, одна рука свисала к полу. Лицом он уткнулся в хлеб с маслом, причем клок волос плавал в супе.

– 21 —

Квартира Линн Келлог находилась в старом районе Кружевного Рынка. Здесь располагались фабрики, построенные в викторианском стиле предпринимателями-филантропами, одной из главных забот которых было обеспечить производственные помещения молитвенными комнатами. Это помогало создать дополнительный подъем духа перед шестнадцатичасовым рабочим днем. Большинство этих высоких кирпичных зданий неплохо сохранились и время от времени подновлялись. Тут же располагались стоянки для машин. В окружении трех таких фабрик стоял дом Ассоциации по развитию жилищного строительства, где и жила Линн.

Она провела Нейлора через внутренний дворик, потом по лестнице на второй этаж. Почта, дожидавшаяся ее за дверью, как обычно состояла из никому не нужных рекламных проспектов, заманчивых предложений о кредитовании, очередного письма от матери со штемпелем Тетфорда – мать посылала их по вторникам и четвергам, дням, когда ходила за покупками.

– Снимай пальто, Кевин. Я поставлю чайник.

Жилая комната была маленькой, но не убогой. Было место для домашних растений в горшках, лежали раскрытые книги в мягких переплетах. На батарею были наброшены форменная рубашка и полотенце.

– Чай или кофе?

– Что проще.

– И все же?

– Чай.

– Кофе взбодрит лучше.

– Хорошо, тогда кофе.

Когда она принесла кружки с кофе из кухни, он спал, откинувшись в кресле с высокой спинной, которое она купила на аукционе в «Снейнтон Маркет».

Оставался еще почти целый час, который надо было как-то убить, и Гарольд Рой забрел в один из баров в Хокли. Все, что он знал, это то, что ему нужно спокойно посидеть, может быть, выпить пару стаканчиков, может быть, съесть что-нибудь, а главное – как следует подумать, что говорить.

Это место было неподходящим для раздумий.