Грубая обработка (сборник)

– Дайте ему ударить, – заявил Маккензи, но без особой уверенности. – Он не сможет ударить меня дважды и не получить наказания за это.

Резник упорно смотрел в лицо Гарольда Роя, пока тот не отвернулся в сторону и не расслабился.

– Мы должны поговорить, Гарольд и я, – обратился Резник к Маккензи. – Если бы вы смогли предоставить нам место…

– Конечно, – отозвался продюсер примирительно. – Безусловно. Что-нибудь еще?

Резник покачал головой. Дальше по коридору Дайана доедала салат, прислонившись к стене. В ее глазах и даже в уголках рта сверкала улыбка. «Как она может стоять там в одежде маляра, – думал Резник, – и выглядеть такой женственной?»

Сама Дайана Вулф все еще размышляла над тем, как быстро для такого крупного мужчины он движется. Может быть, в нем все-таки есть что-то большее, чем эти его глаза, которые не хотели, чтобы она уходила.

26

Гарольд Рой сжал кулаки так крепко, что у него побелели костяшки пальцев. Если у него и был какой-то шанс спасти свое положение, то за последние полчаса он его полностью потерял. Теперь начнут распространяться слухи, с их обычной мстительной склонностью к крайним преувеличениям: «Не мог закончить серии», «Не выдерживал графика», «Пьянствовал на съемке», «Избил продюсера». Он должен будет считать за счастье, если сумеет получить работу режиссера шести – десятисекундных рекламных роликов для спутникового телевидения. Некоторые люди, попадающие в подобное положение, где-то пристраиваются, находят где-то тепло и успокоение, другие просто опускают руки и пьют водку, зализывая раны. А что имеет он? Сварливую жену, утоляющую сексуальный голод в компании профессионального уголовника. У него есть также торговец наркотиками с длинным ножом, который с радостью выпустит из него кишки при малейшем подозрении в предательстве.

Гарольду Рою было сорок девять лет, и его жизнь могла бы сложиться гораздо лучше. Он порылся в карманах, и весь его улов составил использованную бумажную салфетку и несколько фантиков.

– Ах черт!

– Что случилось? – спросил Резник.

– Кончились мятные лепешки.

– Давайте поговорим, – предложил Резник, наклонившись вперед и поставив на стол локти.

Гарольд потянул себя за галстук. Он хотел ослабить узел, но только затянул его еще туже. По его виду можно было понять, что он нуждался скорее в таблетке валиума, а не в мятной лепешке.

«Боже! – думал Гарольд, – вот оно! Почему я не делаю этого? Почему я не говорю, что мне нужно в туалет, не запираю дверку кабинки и не вешаюсь? Почему я не делаю этого?»

– Ну так как?

– Что?

– Расскажите-ка мне все.

Плечи Гарольда опустились, из груди вырвался глубокий вздох. В человеке, который сидел напротив него, Гарольд видел для себя что-то предрешенное, страшное. Об этом говорило то, как он сидел, как изучал его, сверля глазами. Что-то в этом крупном солидном человеке как бы говорило: «Хорошо, Гарольд, я все знаю, абсолютно все. Единственное, что мне нужно, – это чтобы вы сами рассказали мне обо всем. Признайтесь. Подумайте, насколько лучше вы будете себя чувствовать после этого». Он как бы говорил, что это сняло бы тяжелый груз с его плеч.

Какое-то время Гарольд Рой слышал запах ладана, видел раскачивание кадила, размытый затемненный профиль в глубине исповедальни.

Резник сидел спокойно, не двигаясь. Просто смотрел и ждал.

– Обо всем этом, – начал Гарольд, слова его выскакивали, кувыркаясь, – что было там сейчас? И в тот день, когда я… когда я ударил его… вы хотите, чтобы я рассказал об этом?

Резник не спеша выпрямился на стуле. Путаное вступление режиссера осталось без ответа. На лбу Гарольда Роя, вокруг бровей и на крыльях носа выступили капельки пота. Он взял со стола смятую салфетку и вытер лицо. Это не помогло.

– Не об этом?

Резник покачал головой.

– О чем же?

– Вы знаете, Гарольд.

– О Боже! – Он опустил голову и зажал ее руками, как бы прячась от надвигающейся опасности. «Натяни себе на голову одеяло, и все страшные вещи исчезнут». Он не помнил, когда его пульс был таким частым и мощным.

– Ограбление, – спокойно подсказал Резник. – Почему бы вам не начать с этого? Затем вы постепенно можете перейти но всему остальному.

– Хорошо, – согласился Гарольд чуть ли не с признательностью. – Хорошо, я начну с этого.

Когда телефон зазвонил в первый раз, Мария принимала душ и ничего не слышала. Второй звонок застал ее на диване. Она лежала, вытянув ноги, и читала статью в «Гуд хаускипинг» о том, как следить за своим весом. Вот это здорово! Пока она дошла до конца предложения, засунула ноги в тапочки, телефон замолчал. Всего десять звонков! Кто, черт побери, бросает трубку после десяти гудков? Конечно, это не Грабянский. У него больше терпения.

Безобразие! Все эти стоящие там бутылки ждут, когда их кто-нибудь откроет. Ее рука затряслась в самый неподходящий момент, и джин полился через край стакана на халат, руки, на пол.

«Черт бы тебя побрал, Мария! – выругалась она про себя. – Ты становишься мерзкой пьянчужкой».