Грубая обработка

— В прошлом году я делал все возможное, чтобы вы прекратили терзать «Серенаду лунного света» Гленна Миллера.

Миллингтон посмотрел на свои ноги, и на какое-то ужасное мгновение Резник подумал, что сейчас сержант начнет отбивать чечетку.

— Вашу мать не напугали исполнители негритянских народных песен, когда она носила вас в себе?

Однажды Миллингтон был в доме Резника и видел его коллекцию пластинок. Из тех, которые он прослушал, большинство были старыми, еще тридцатых годов, сильно попорченными иголками проигрывателя.

— Я слышал о дочке суперинтенданта, — сменил тему Миллингтон. — Как он воспринял это?

— А как вы думаете? — резко ответил Резник. Миллингтон промолчал.

— Есть что-либо новое? — спросил инспектор. — Фоссей, например?

Сержант вспомнил о другой причине своего хорошего настроения.

— Патель, сэр. Он записал номер машины типа, с которым встречался Грайс, и проверил, ному она принадлежит. Права на машину выданы Эндрю Джону Саважу.

— Приятель Фоссея.

— И помощник. Мелкий страховой агент. Самые низкие квоты, немедленное и персональное обслуживание гарантировано.

— Полагаю, что Фоссей не приходил со своими документами? — Настала очередь улыбнуться Резнику.

Миллингтон покачал головой.

— Может быть, теперь пора запросить ордер?

— Давайте подождем с этим. Если нажать слишком сильно, он может просто сбежать. Они оба могут это сделать. Мы устроим маленькое совещание завтра утром, чтобы быть уверенными в правильности стратегии. Хорошо, Грэхем?

— Да, сэр. — Миллингтон кивнул. Но не ушел и не перестал улыбаться.

— Что-нибудь еще? — спросил Резник.

— Тревор Грайс. Мы еще не проверяли его.

Резник подождал данных о нем.

— Два года за ограбление в семьдесят шестом году.

— С тех пор чистый?

— Согласно компьютеру.

— Только мы знаем лучше, а, Грэхем?

— Да, сэр.

— Похвально. Хорошая работа. Скажите Пателю, если вы этого еще не сделали. И, Грэхем…

Миллингтон смотрел на него с ожиданием.

— Ложитесь спать пораньше. Следующие два дня, я бы сказал, мы будем здорово заняты.

Скелтон и его дочь сидели по разные стороны стола, избегая смотреть друг на друга и храня молчание. В ту минуту, когда Линн Келлог ввела ее в этот кабинет и дверь закрылась за ней, Кейт заплакала. Отец предложил ей носовой платок, но она отвернулась и предпочла горсть салфеток, розовых, порванных и уже мокрых.

— Кейт…

Она заранее знала вопросы, которые он будет задавать и ответы на которые ужаснут его. Некоторое время все было спокойно, почти приятно. Поток звуков из других комнат, шаги, которые вначале приближались, потом прошли мимо и удалились. Их дыхание. Телефонные звонки. С улицы шум машин, переключавших скорость перед светофором, и другие обычные шумы большого города. Она вспомнила мать. Наверное, сейчас она складывает школьную блузку после глажки и пристраивает ее в комод в ее комнате. Затем переходит в кухню, бросает взгляд на часы в плите: надо попробовать запеканку, добавить соли, смолоть черного перца и все перемешать. «Наша девочка, — случайно услышала Кейт в один из вечеров, — ты уступаешь ей слишком легко. Многое проходит для нее безнаказанно. Жаль, что ты не можешь применить дома хотя бы малую частицу твоего умения обращаться с молодежью. Она могла бы не быть такой дикой, как сейчас. Могла бы проявлять больше уважения к нам обоим».

— Кейт…

— Что?

— Ты хочешь…

— Нет.

— Ты хочешь домой?

На правой стороне улицы, по которой шел Резник, была раньше станция железной дороги. Теперь от нее осталась лишь башня с часами, стоявшая перед одним из двух городских торговых центров, в окружении поднимающихся вверх, как бетонные сталагмиты, громад многоэтажных жилых корпусов. Слева был кинотеатр «Мулен Руж». Резнику пришлось в свое время заплатить один фунт и девять шиллингов, чтобы посмотреть в нем свой первый французский фильм с субтитрами и имитацией чувственности. Он смутно помнил мимолетные показы груди Брижжит Бардо.

Хотя, может, это было в кинотеатре «Сен-Тропез». Теперь и его больше нет, как и других, где он смотрел на Джерри Льюиса и Дорис Дей.

Резник открыл дверь в «Партридж». Джефф Харрисон забавлялся шотландским виски у дальнего конца стойки и едва поднял глаза, когда вошел Резник. Большая часть мест была занята, за одним из круглых столов четыре молодых человека в длинных пальто курили самокрутки и играли в домино. Резник протиснулся и сел рядом с Джеффом Харрисоном. Он заказал пива и пакет соленых сухариков.

— Немного опоздал, Джефф, извините.

— Работа?

Резник покачал головой.

— Кормил котов.

— Даете каждому по соске или кормите грудью?

— Как правило, это «вискас».

— Хотите пересесть туда? — Харрисон показал на пару свободных стульев в дальнем углу.

— Как пожелаете.

Очевидно, Джеффа больше устраивало то место, где они сидели. Не спеша они перекидывались словами. Резник уткнулся в свою кружку, раздумывая, как много времени понадобится Харрисону, чтобы перейти к сути дела.

— Если бы кто-нибудь меня спросил, Чарли, я мог бы сказать, что мы товарищи.

Резник посмотрел на него.

— Не совсем так.

— Но не враги.

— Нет, не враги.

— Тогда почему все это?..

— Послушайте, Джефф, не существует никакого «это».