Грудь в крестах

По пути разорили пару крупных деревень. Ну, как сказать — разорили… В меру пограбили и похулиганили, строго в рамках. Все же это рисская теперь земля, ну, если война как надо кончится, конечно, и пока сжигать все тут — нет нужды. Перевешали, конечно, администрацию, реквизировали продукты и лошадей. Солдатики тоже разжились понемногу, благо начинался уже Центральный Валаш, не то чтоб зажиточная, но небедная область. Ну, и баб насильничали, в меру, конечно, как уж без этого. Правда что, тоже так сказать, и солдатики не зверствовали, девок молодых не ловили специально, хотя, конечно, коли уж попалась, сама виновата, и с бабами не усердствовали. Я уж, памятуя об промашке в южном городке, не препятствовал, велев лишь, чтоб оно не вредило обязанностям, и не увлекаться. Орлы мне «в благодарность» в первый раз приволокли зареванную молодуху в рваном сарафане — ну, не обижать же парней? Пообещал впрочем, бабе, что никто ее больше не тронет, а утром уж и уйдем. Так и не сказать, чтоб она сильно переживала, по-моему, хотя и ревела в три ручья, что до, что после, что в процессе, больше от стыда мне так кажется. Ну да ничего, от нее не убудет. Могло бы и хуже обернуться, так что пусть радуется, что легко отделалась.

А второй раз и вовсе вышло смех и грех в одном шампуне. В деревне даже не сменили флага — на фасаде ихней сельрады так и болтался желто-синий, с короной, валашский флаг. Как оказалось — что-то вроде того, что в этой деревне военкомат есть, новобранцев тут принимают с округи и формируют на отправку. Впрочем, сам военком с компанией отсюда давно свалили, а вот местные флаг снимать не спешили — думали, наверное — мало ли чего. Но командир маршевой роты, командовавший нашим объединенным отрядом, от такого осатанел, и кроме повешения администрации, устроил в деревне показательный погром. Такая хитрожопость, или, может быть, нерасторопность, вышла местным жителям раком. Ну, и нам выделили на «вразумление» маленький прогон у околицы. Правда, меня вызвал Гэрт, и, в присутствии Виске, не то чтоб приказал, но как бы чуть ли не попросил «не увлекаться», и постараться обойтись без горы трупов. Ну, что ж поделать, жажда ничто, имидж все, коли назвался груздем — главное, чтоб в печь не поставили.

В прогончике оказалось всего несколько домов — пара пустых, а в остальных — такая нищета… Ничего и никого подходящего для вразумления не нашлось — велел хозяевам сидеть тихо, а лучше до утра в погреб запереться. Двух молоденьких девок в одной избе тоже не тронули — настолько бедная семья, что и обижать грех. Да и девок, разве что откормить. Достался нам, видно, бедняцкий краешек в деревне. В общем, приказал от греха расколотить стекла в пустых домах, а в остальных поснимали ворота с петель, типа выбиты, да заборы поаккуратнее поломали, приведя все в вид погрома. Приказ есть, надо имитировать выполнение.

А вот еще один домик, позажиточней — выбрали на постой. Ну а хозяйку, пышную бабу лет тридцати… Ну, ясное ж дело. Да вот только, ничуточки пострадавшей она себя не чувствовала, и опосля всего, летала по хате, как угорелая, накрывая нам стол. Парни нет-нет, да и бросали на нее взгляды, перехватив которые, баба заливалась румянцем, и прятала глаза. Наши похохатывали, и даже Мари ничуть не смущалась. Разве что Петруха, посматривая на Мари, краснел, чем еще больше ее, да и всех остальных забавлял.

С Мари мы все вопросы ее полового воспитания решили еще в деревне, как пришло время устраивать помывку в бане. Не то чтоб девчушка была слишком уж мала — в деревнях в таком возрасте и замуж вполне уже выходят, но то ли у меня уже возраст, то ли что — но не получалось на нее смотреть, как на сексуальный объект. Что, в общем, и неплохо. Пришлось с ней серьезно поговорить, и, в общем, обо всем договорились. У меня к ней больше отеческие чувства, потому ни совместное мытье в бане, ни то, что спали мы с ней вместе, ничего не значило. Спать одна она просто боялась, причем, похоже, не врала — с психикой-то у нее не все в порядке, крыша все еще подтекает, ну, оно и понятно. А спать с кем-либо еще она не хотела, да я б и не разрешил. Все ж, кроме покойного Арно, остальные-то вполне молодые жеребцы, а мне еще не хватало этих пионерских радостей в отделении. Так что пока с Мари все нормально, хотя в дальнейшем, все же, чую, могут быть проблемы — и она девочка вполне в возрасте, и я еще не совсем старый. Но пока… Пока только Петруха их всех наших начал бить клинья к Мари. Причем настолько коряво, неумело и застенчиво, что никаких успехов, кроме полученной в отделении клички «Жених» — на сем поприще не возымел. И вот теперь, этот лопух, как-то не удержавшийся, внезапно, как говориться, чтоб оприходовать эту крестьянскую потаскушку, сидел, и бил себя красными щеками по красным же ушам, под общие посмехушки. Мари же, похоже, ситуацию с хозяйкой приняла нормально, ну или не подавала виду. Она вообще неплохо освоилась в военно-полевой жизни.