Группа крови: повесть, рассказы и заметки

С особой осторожностью – о политике. Сначала о внутренней, поскольку она ближе. Невозможно понять, отчего так получается, что в некоторых демократиях оппозиционные силы хотят прийти к власти исключительно ради осуществления конкретных планов, а у нас никак не меньше, чем для свержения существующего строя. Почему их оппозиционеры обещают налоги уменьшить либо увеличить, пособия по безработице, опять же, довести до среднего заработка либо, напротив, до прожиточного минимума, а наши – немедленный суд над предыдущей властью, полную справедливость во всем и счастье каждому гражданину, даже брошенному любимой женой? Почему перед их выборами становятся известны программы партий относительно устройства будущего, а перед нашими – сколько каждый из кандидатов украл в прошлом? Каким-то мистическим способом политическая борьба у нас всегда превращается (ну, в «братской» Украине еще хуже) в гражданскую войну, и хорошо еще, что наша пока холодная, – братья доскакались до горячей. Не представляю, в каком еще демократическом государстве люди всерьез обсуждают, приведет ли победа кандидата N. на выборах к национализации чистильщиков обуви, а у нас я лично принимал участие в таком обсуждении, причем прочие диспутанты были неглупыми и сведущими людьми…

Чрезвычайно странная у нас политическая жизнь. Спросите любого вменяемого гражданина, что он думает о законодательной и исполнительной властях всех уровней, – такое услышите, что уши завянут. А спросите его же, станет ли жизнь лучше от смены существующей власти на какую-нибудь другую, он только плечами пожмет. То есть и так плохо, и как-нибудь по-другому – еще хуже. И почему у нас политический выбор обязательно должен быть выбором наименьшего из зол, а не наибольшего добра – никто не знает.

Впрочем, будем справедливы: в текущем веке многие еще недавно сравнительно приличные государства переняли у нас внутренние политические обычаи. То деньги возьмут у такого, с каким в одной камере сидеть стыдно, то подслушают оппонента, то в постель к нему залезут со всей записывающей аппаратурой…

Что же касается политики внешней, то относительно нее вообще все вопросы не только к отечеству, но и ко всей окружающей действительности. Вот, например, отчего НАТО расширяется на восток, неаккуратно обходя Россию? Почему в Европе считается, что Грузия, где последняя революция с захватом парламента была совсем недавно, ближе к традиционным европейским ценностям эволюции и политической стабильности, чем Россия, где все спокойно уже много лет? Почему Украина, где действующая власть утвердилась в результате переворота, представляет собой демократию почти атлантического качества, а Россия, где главу государства по самым строгим подсчетам поддерживает никак не меньше двух третей населения, – авторитарную угрозу свободе? Почему Россию так не любят, хотя прежней линии фронта между «лагерем мира и социализма» и «свободным миром» нету давным-давно? Это какой же дипломатической мудростью надо обладать что нашим специалистам со Смоленской площади, что их коллегам из ведомства американского госсекретаря, чтобы продолжать перетягивание каната в то время, когда исламский Восток кипит, Китай богатеет, Латинская Америка краснеет… Ну необходима вам «империя зла», а нам источник «враждебных происков» – так нашли бы какой-нибудь подходящий объект да и дружили бы против него, благо что выбор большой. Одни потомки чучхе чего стоят! Но нет, мы готовы хоть черту, делающему атомную бомбу, помогать, лишь бы он американцам досаждал, зато они любого прощелыгу объявят светочем либерализма, если он позволит их военные базы у российских границ устроить…

Понять жизнь, идущую таким образом, абсолютно невозможно. И самым простым решением было бы и не пытаться ее понять, но и это невозможно тоже, а почему – непонятно.

А вы у людей спросили?

Этот строгий окрик, авторские права на который, если не ошибаюсь, принадлежат тому же столпу незыблемой партийности, который произнес бессмертное «Борис, ты неправ», был популярной шуткой в баснословные времена перестройки. Что же казалось смешным народу, чье мнение предлагалось узнать? А именно сама эта идея и казалась, поскольку семьдесят лет никто ни при каких обстоятельствах и ни о чем у людей не спрашивал. Все решала партия, самоназначенный авангард рабочего класса, а впоследствии и всего советского общества, и даже не партия, конечно, а ее ленинское политбюро во главе лично с товарищем таким-то на текущий момент. Предложение «спросить людей» смешило, потому что было очевидно несерьезным. Предполагать, что население можно обмануть таким образом, мог только тот, кто считал этих самых людей такими глупыми, какими даже они не были.

Это называлось социалистической демократией.