Она первой вернулась за свой столик, где ее, нервно поглядывая на часы, поджидал муж — генерал Коротков. Даже по его скупой артикуляции (говорил он сквозь зубы) нетрудно было догадаться, о чем спросил он. «Где тебя носило?» Американка ответила бы, что ходила пудрить нос, что означало: «Я делала минет в туалете». А эта русская баба, с зелеными от травы коленями, скрытыми под роскошным платьем, ответила: «Скрутило живот, господи… А ты что подумал?» — «И что, все эти полчаса ты…» Алексей не знал, выручил ли он новоявленную любовницу или, наоборот, усугубил ситуацию, но решил вмешаться. Он подошел со своим бокалом — так, как если бы прохаживался, убивая скуку, по палубе суперлайнера. Коротков был вынужден представить его: «Подполковник Верестников. Алексей», — назвал он его по имени. «Так вы офицер? — спросила она, выгнув бровь. — А я подумала, официант». — «Все к этому идет», — ответил он. Как сейчас помнил, свою жену Коротков так и не представил.
И Алексей, продолжая корпеть над опусом, глядя перед собой чистыми, словно выстиранными «Тайдом», глазами, прикусил конец авторучки и задумчиво выгнул бровь: «Господи, как же ее зовут-то?.. Трахнулись-то мы хорошо, но не до склероза же…»
Личные успехи. Послушность и аккуратность поставили Короткова на проходное место в федеральный список «партии власти». Высокие знакомства все же сыграли свою роль. И он снова решается на поступок, который с трудом поддавался логике. Он оставляет кабинет на Лубянке и спускается по широкой лестнице, это вместо того, чтобы подниматься к вершине. Он организует нечто среднее между страховой компанией, службой безопасности и инкассационным подразделением. Он убеждает некоторые банки работать через его вновь образованную структуру, используя рычаги давления: документы, которые он собирал, пользуясь служебным положением. Некоторые банкиры начали просыпаться с глубокой мыслью и болью за будущее человечества: «Слишком много мусора стало в космосе».
Он переродился в один миг, словно готовил себя к этому дню долгие годы.
В этом свете, который пролился на страницы, Алексей Верестников не мог не отметить: «Коротков отчаянно смел… чувствуя силы людей, стоящих за ним». И капля пафоса тут не повредила. «Он — мастер маскировки». И Алексей мог объяснить, почему. «Потому что немногие догадались о его смелости». Он заслуживал награды хотя бы за то, что
— …Доложи.
— Налицо возрождение группировки, которая в 2001 году противостояла бандформированию Рустэма Давлатова, — начал Верестников, доставая из портфеля собранные им материалы. — В состав группы Марковцева входили люди с сомнительным прошлым. Я начну с рядового состава.
— Да, — заткнул короткую паузу директор.
— Это двенадцать военных разведчиков под началом лейтенанта Скумбатова. До Скумбатова подразделением командовал старший лейтенант Заплетин. Он пустил себе пулю в лоб, когда на него вышло управление контрразведки. Конкретно этим делом занимался профильный отдел контрразведки.
— У Заплетина были веские причины кончать жизнь самоубийством?
— Судите сами, Юрий Петрович. Заплетин ликвидировал свидетеля его тайных встреч с полевым командиром Давлатовым. Свидетель — капитан войск связи. Он неоднократно фиксировал и даже делал записи переговоров в эфире между Давлатовым и Заплетиным. Командиры этих двух групп вступили в преступный сговор. Военные разведчики переправляли в Дагестан боевиков, получивших ранения в боестолкновениях, эмиссаров и прочих лиц, которые напрямую участвовали в военных действиях.
— Над лейтенантом Скумбатовым стоял кто-то из старших офицеров военной разведки?
— Как раз об этом я и хотел доложить. Руководили преступными действиями спецназовцев их непосредственные начальники — майоры Тавров и Казначеев. Потом их расстреляли свои же.
— Причины?
Верестников плавно повел бровью: «Разве и так не понятно?»
— Первая причина: убить монстра в зародыше. Армия была опозорена