Группа особого резерва

— Время хорошее! — выкрикнул полковник Верестников, обращаясь больше к себе, чем к товарищам.

Смаковничий и Голев приготовились открыть двери с правого борта, Верестников и Басов — с левого.

— Пошли! — отдал команду полковник, едва колеса шасси коснулись земли. Створки с обоих бортов разошлись вверх и вниз. Нижние послужили сходнями, по которым простучали ботинки боевиков.

Зверев сделал то, что получасом раньше обязан был сделать командир этой «вертушки». Едва последний десантник покинул борт, он поднял машину. И с этого мгновения был готов следовать за ними. Как и Курдюмов был готов снова отстрелять из пулемета.

Четверка десантников перебежала к зданию, единственному двухэтажному, которое, судя по оборудованию на крыше, было диспетчерским пунктом. С фасадной стороны, над которой поработал пулемет, не осталось ни одного целого стекла, а по стене словно отработали шрапнельными снарядами. Был ли задний вход в этом здании, команду пока не заботило. Главное, знать, как поймать суслика. Если лить воду в одну нору, он обязательно вылезет из другой.

Вертолет еще не поднялся, а Верестников снова подумал о благоприятном времени. Не раннее утро, когда постель не хочет отпускать, а утро, полное планов. Все хорошо. Время брать тепленькими.

Полковник не опасался выстрелов из окон здания, пока вертолет таращился на них жерлами пушек и пулеметных стволов. Он еще с километрового расстояния показал свою мощь. А в упор его силу просто нечем было мерить.

Вертолет медленно поднялся над землей. Четверо десантников рванули к двери и выстроились вдоль стены по классической схеме проникновения в здание. Пятым членом команды был «Ми-24». На него была возложена задача «прочесывания» объекта, что больше походило на артподготовку. Повторную. С убийственно близкого расстояния.

Верестников покосился на труп азербайджанца. На его подбородке и шее свежая еще, парная кровь. Волосы щедро припорошены силикатной пылью, отчего он, молодой еще, лет тридцати, выглядел стариком.

Полковник отдал команду жестом руки. Ее продублировал Зверев:

— Огонь!

И Курдюмов тотчас утопил гашетки, расположенные на рукоятках перемещения прицела. Он держал их пять секунд, за которые каждый из четырех стволов перемолол по восемьдесят патронов. Не успели отзвенеть последние осколки стекол, а четверка Верестникова уже входила в здание. Верестников и Голев заняли углы в широкой прихожей, машинально поводя стволами «калашей». Следующая пара установила контроль над коридором.

Коридор — это всегда «туннель смерти», как и другие узкие места. Там огонь противника может сыграть решающую роль. Но полковник не сомневался — живые и раненые сейчас на противоположной стороне здания, а может, уже на улице, на пути к ангару.

Зверев поднял вертолет, контролируя теперь все подступы к ангару.

Верестников и Голев поднялись на второй этаж. Смаковничий и Басов страховали их. Они вошли в каждую комнату и вернулись на первый этаж. На очереди подвал. Они обследовали его с той же скрупулезностью и верой в то, что противнику некуда деваться и они настигнут его. Попутно приходили к выводу, что команда Марковцева слабо вооружена — всего два дробовика, и эта информация исходила от надежного источника. Хотя он все еще мог преподнести сюрпризы. Сергей был из тех людей, которым нравились только те подарки, которые они сами и дарили.

Марк запретил Кате и Адаму следовать за ним. Он вышел на середину огромного самолетного ангара, как бы говоря: «Меня еще не загнали в угол». Невозможно было догадаться, о чем думал он. Катя же вдруг успокоилась. Она поверила в собственные лживые мысли: «Меня они не тронут. Я женщина». Неоправданно, неожиданно для себя покосилась на Адама Хуциева и незаметно покачала головой: «Ему-то точно хана».

В голове всплыл диалог между ней и Марковцевым. Речь шла о деньгах и риске (о чем же еще?). Он: «Ты можешь не рисковать». Она: «Но тогда рискую потерять деньги. Как бы я к тебе ни относилась, я не до конца доверяю тебе. Что делать, я даже себе порой не верю, обманываю себя. Ты со своим пилотом можешь промазать мимо цели — тысячи на две-три километров. С меня тогда на земле шкуру снимут». Он: «Я могу снять с тебя шкуру на борту самолета». Она: «Это самый слабый момент».

— Марковцев! — Катя попросту сбежала от неузнаваемых мыслей — как будто жизнь уже начала потихонечку прокручиваться назад. — Что будем делать?

— Делить патроны, — отрезал Марк. — На троих у нас четырнадцать штук.

— Сергей…

— Да?

Она решила подбодрить его. Что толку подбадривать себя? Или Адама? От них ничего не зависит.

— Что ты будешь делать сегодня вечером?

— Напьюсь и буду жалеть себя.

— Ну здорово! А я думала, ты из этого сделаешь тайну.

И тут Катерина поняла, почему из нее прет эта несусветная глупость. Она невольно обходила все, что крутилось вокруг слов Марковцева: «Хусейна убили». Только сейчас она начала осознавать, какой это удар для нее. И была вынуждена снова вернуться к Адаму: «А для него?.. Но что со мной? Что-то вроде защитной реакции?»