Группа «Сибирь»

— Всё, пойдём на судно, надо душ принять, смыть бациллу всяческую, отряхнуть прах, — скомандовал капитан.

— Амбре действительно ядовитое, — заметил Кромвель, перешагивая на борт сборщика. — Не перетащить ли раненого на природу, на чистый воздух? Изба на берегу стоит пустая. И никакой заразы.

— Да она почти всегда пустая, — быстро подтвердил Щеглов. — Кто ж в неё добровольно заселится из знающих.

— Какая-то история? — вяло, больше из вежливости поинтересовался группер.

— А как же! У нас тут, куда ни плюнь, везде страшная история, край такой. Это Чёрная изба, так люди её и называют. По слухам, здесь жил свирепый маньяк, прикидывающийся обычным рыбачком. Заманивал неудачных любителей на свежую копчёную рыбку, а затем разделывал их на мясо. Что-то студнем жрал, остальное живаком.

Глядя на тёмный силуэт строения на берегу, я чувствовал, как быстро пропадают примерещившиеся мне прелести тихой стоянки в бухточке. Какое там «штопать душу»!

Я с детства слышал от бабушки, что нежилая изба в русской мифологии – явление особенное, мистическое и всегда страшное. На эту тему есть даже несколько коротких страшных сказочек. В древности считалось, что не сгоревшая и не разобранная изба, про которую забыли люди, бывает пострашней кладбища, потому что там поселяется нечистая сила. Люди верили, что существует определённый вид нечистой силы, которая вселяется в такие дома. Звали этого злого духа нежить, так с языческих времён повелось...

Дом негласно объявлялся нехорошим, если в нём, например, происходило смертоубийство, или же кто-то повесился. Если избе не везло, и в ней часто случались покойники, то такой дом считался нехорошим, несчастным, потому что в нём пребывает нежить. В таком доме опасались жить.

Если по ночам на чердаке или в сенях что-то начинало регулярно стучать и падать, несмотря на то, что все вещи стояли на своих местах аккуратно, то это воспринималось хозяевами, как верный признак захвата жилища: домовой раз и навсегда обиделся на людей, и теперь будет выгонять из дома любого нового хозяина. Таким же признаком являлось большое количество крыс и мышей — это домовой напускает, изживает.

— А вы сами в нём были? — негромко поинтересовался Потапов.

— Бывал. Изба как изба, только страшно немного, — так мы впервые услышали скрипящий голос молчавшего до этого момента Богданова. Это было настолько неожиданно, что я невольно вздрогнул.

— Оконца подслеповатые, нары по обе стороны и широкий стол меж ними. Справа от двери печка-буржуйка, изготовленная из старой металлической бочки. Бочка лежит на боку, обложена камнями — теплоёмкость больше, помещение дольше прогревается. Однако неуютно в ней. Ни за что ночевать не остался бы.

— Чего же не сносят? — спросил я.

— Не сносят потому, что в Чёрную избу приезжают красноярские эзотерики из какой-то секты, дофига их у нас, — ответствовал капитан, — Сидят там, колдуют при свечах, крыс режут, а то и белок свежуют. Духов всяких вызывают, спаси господи... Иногда хороводы водят ночью, танцуют с факелами и фальшфейерами, песни заунывные поют. Ох, и жуткие же у них песни! Бабы бегают голые, жопастые, сиськами трясут, хохочут! Но они не мешают, на судно не суются. А то, что шабаш… Что нам шабаш, у нас сейчас вся жизнь такая — шабаш и пляски на костях СССР. В пятницу непременно явятся устраивать очередной спектакль.

— И не страшно здесь стоять? — удивился Кромвель.

— Удобно тут, ребятушки. Для судов хороший подход, глубины есть, редко шторм достаёт. Кроме того, это граница доступа к сотовой сети, дальше мобильной связи не будет аж до Туруханска. Я этим эзотерикам, глядишь, и позвоню по надобности, а они в очередную пятницу заказик из Красноярска доставят. Ну, а мы за избой этой бесовской присматриваем, чтобы местные её не спалили. Они её боятся.

Что-то мне подсказывало: Щеглов не впервые занимается криминальной кремацией. Не пользуются ли такой специфической услугой сектанты, наезжающие в эту береговую избушку с чертовщинкой?

— Как я их понимаю, — признался Потапов.

— Ну, ладно, время уже позднее, нервы на износе, — Щеглов глянул на светящийся в темноте циферблат наручных часов. — Давайте-ка, дуйте в душ первыми, юнга каюту покажет, зачем на катере ютится. Свежее белье, подушки хорошие... Спокойной ночи! А топлива я вам завтра залью сполна, уж не сомневайтесь, до мениска в горловинах. Вы ж мне теперь, как родные.

— Спокойной... — машинально выдохнули мы с Ваней.

Хорошие на реке работают люди, простые, честные. Вот уж точно, готовы на труд и на подвиг. Даже в этой продажной реальности. Я узнал их только что, но они навсегда останутся в цепкой памяти живыми, их имена не сотрутся, не заменятся новыми, как енисейская волна стирает рисунок на песчаной косе, который ещё мгновение назад был свежим.

От чёрной полосы сосен проклятого Берега Маньяков донёсся странный и страшный вой какого-то животного или птицы. За надстройкой громко выругался не успевший уйти с палубы капитан сборщика.

Спокойной ночи? Он действительно считает, что кошмары во сне не придут?

Глава семнадцатая Золото