Группа специального назначения

— Я не могу понять, Павел Егорович, почему такое случилось, — невнятно бормотала женщина, — в чем провинился мой Николай? Он работал, как вол, приходил домой поздно ночью — уставший, разбитый. Часто оставался на работе до утра. Если ему инкриминируют контакты с нашими врагами, то я могу ответственно заявить: их не было! Он бы физически не смог вступить ни в какой контакт…

— Мы сами плохо понимаем, что происходит, — тактично отзывался Малютин. Он явно начинал тяготиться присутствием женщины, но заставлял себя проявлять вежливость. — Я постараюсь все выяснить и в ближайшие дни принять все возможные меры.

— Но вы же разговаривали с моим мужем…

— Прошу извинить, Инга, но мнение Николая — субъективное, я не могу на него опираться при выяснении обстоятельств.

— Господи, что же мне делать… — шептала женщина, — это так неожиданно, ужасно, невероятно… Помогите, Павел Егорович, очень вас прошу, вы же главный человек в этом городе, вам все по силам. А мы с Николаем будем вам очень признательны…

Малютин продолжал смущаться. «Главный человек» — формально это так. Но царь и бог — следственные органы, ранее НКВД, теперь НКГБ. У них свое начальство, свои весомые полномочия и возможность ударить по кому угодно (с санкции начальства, разумеется), вплоть до высших партийных бонз.

— Инга Александровна, я вам уже пообещал, что сделаю все возможное, — твердил Малютин. — А вам следует успокоиться, не думать о плохом. Поезжайте домой, выпейте что-нибудь успокоительное, отдохните. Будет трудно, всегда обращайтесь, телефон вы знаете.

— Хорошо, Павел Егорович, я пойду, не буду вам докучать. — Женщина вздохнула. — У вас и без меня много дел…

— Хотите, я вас отвезу? — неуверенно предложил Малютин. — Или Акулов отвезет. Уже вечер, скоро стемнеет…

— Не надо беспокоиться, Павел Егорович, я сама доеду на автобусе, здесь неподалеку останавливается мой маршрут. Ведь добралась же сюда сама…

— Могу я отвезти, — негромко предложил Максим.

— Да, конечно, — встрепенулся Малютин. — Это отличное предложение. Товарищ Шелестов вас отвезет. Не стоит вечером одной ходить по городу. Эти автобусы ходят в час по чайной ложке. Действуйте, Максим Андреевич, а потом доложите, что довели Ингу Александровну до квартиры.

Женщина равнодушно пожала плечами. Ей было безразлично, с кем и на чем.

Дорога заняла не больше пятнадцати минут. Машина с горкомовскими номерами уверенно ехала по городским кварталам. Движение к вечеру спало. Прохожие тоже попадались нечасто. Завершили работу предприятия и магазины. В центре работали несколько ресторанов, в сквере гуляла шумная компания.

Инга молчала, ежилась, теребила застежку сумочки. Максим иногда поглядывал на нее, но не решался завести беседу. Подъехав к нужному дому на улице Фрунзе, он сбросил скорость, въехал во двор, окруженный платанами.

— Вы знаете, где я живу? — насторожилась Инга.

— Знаю дом, — отозвался Максим. — Павел Егорович показывал. Номер квартиры не знаю.

— 24-я, на втором этаже, это последний подъезд…

Он съехал с дорожки, поставил громоздкую машину под кустами. В доме обитали представители советской и партийной «аристократии» — здесь стояли пара «эмок», поблескивающий свежей краской «ГАЗ-61».

— Спасибо, Михаил Алексеевич… — вздохнула женщина. — Дальше я сама дойду.

— Максим Андреевич, — поправил Шелестов. — Впрочем, это не важно. Я обязан довести вас до квартиры, это приказ Павла Егоровича.

— Как вам будет угодно. — Она пожала плечами и стала выбираться из машины.

Он придержал тяжелую дверь подъезда, пропуская женщину. Свет в подъезде не горел, она нащупывала ступени. Максим терпеливо ждал, не зная, должен ли он ей помочь. В подъезде было глухо и гулко, с улицы едва просачивался вечерний свет. Женщина возилась с ключами, у нее дрожали руки. Дверь отворилась, из квартиры пахнуло воском, словно там жгли свечи. Зажегся свет в прихожей.

— Вот я и дома, спасибо, Максим Андреевич… — Она поколебалась. — Не хотите войти?

— Разве что воды испить, — улыбнулся он, — а то в горле пересохло. Не волнуйтесь, я на минутку.

Он переступил порог, задержался на коврике. Женщина, сутулясь, блуждала по просторной квартире, включала свет. Загорелась люстра, пара настенных светильников. Очертились двери в комнаты, их было не меньше трех, осветился проход на кухню. Там тоже загорелся свет, звякнул стакан — она наливала воду. Потом вышла со стаканом, протянула его Максиму.

— Не могу без света, — объяснила женщина, — страшно становится. Даже по ночам не выключаю. — Она ежилась, отводила глаза. — Вчера ночью от шума проснулась, на кухню захожу, а там мыши — страшные, не боятся ничего. Я чуть от страха не умерла… Ладно, дело житейское. — Она махнула рукой, пошутила с натугой: — Говорят, мыши — признак достатка…

Шелестов выпил, поблагодарил.

— Вы совсем одна?

Женщина вздохнула:

— Одна.

— Понятно… У вас продукты есть?

— Да, спасибо, все есть. Крупы, растительное масло, сухари… — Она печально улыбнулась. — Насушила пару недель назад, чтобы хлеб не портился, а Николай даже взять с собой не смог…

— Вы не работаете?