Мы немного посидели. Норман, похоже, нервничал под моим пристальным взглядом и наконец, не выдержав, отвернулся, оглядывая обстановку комнаты.
— Что-то не так? — пробормотал он.
— Ну и тебя и глаза, — вздохнула я.
— А что с ними не так? — Парень переполошился не на шутку.
— Ты хоть знаешь, какие у тебя прекрасные глаза? Норман смущенно усмехнулся:
— Издеваешься.
Я без улыбки посмотрела ему в лицо:
— У тебя самые красивые глаза на свете.
— Что? — Он нервно хихикнул.
— А еще у тебя самое красивое лицо, — продолжала я. — Не говори глупостей.
— Нет, правда! — настаивала я, наслаждаясь его смущением. — Я в самом деле так думаю.
Он помолчал, а потом начал сворачивать самокрутку. — Это косяк? — с надеждой спросила я.
— Конечно нет, просто самокрутка.
— Из чего?
— Из обычного табака. Так можно неплохо сэкономить. Он прикурил и начал разглагольствовать о своей любимой музыке. Вскоре я заскучала и перебила его:
— А ты когда-нибудь слушал соул под кайфом?
— Я не бываю под кайфом.
— Что ж, через минуту будешь.
— Пока я ничего не чувствую.
— Скоро накроет, — заверила я.
Норман встал и начал поправлять перед зеркалом свои темные волосы.
— Прости, не было времени уложить их, — сказал он. Я ответила, что так даже лучше.
— Но классная укладка — это круто! — возразил он. — Взгляни на себя.
— Нет у меня никакой укладки, — раздраженно ответила я. — Кудри сами вьются. Пышные начесы давно вышли из моды.
Ха, если он считает оригинальной мою нынешнюю прическу, поглядел бы на меня год назад.
— Я подумываю сделать перманент, чтобы волосы лежали пышнее.
— Не вздумай, — предупредила я. — Это вчерашний день!
Норман насупился:
— Тогда сама скажи, что мне с ними сделать. Ты ведь знаешь, что нынче в моде.
Я подошла к нему и пробежалась пальцами по шевелюре. Он чуть отпрянул.
— Отпусти их еще чуть-чуть, и будет как надо, — велела я.
Вернувшись на кровать, я устроилась поближе к нему, и теперь мы сидели бок о бок, спиной к стене. Норман почувствовал, что наши руки соприкоснулись, и осторожно отодвинулся.
— Ничего не происходит, — пожаловался он.
— Происходит, но ты пока не осознаешь, — объяснила я.
— Так ведь я ничего не чувствую.
— Что ж, меня уже накрыло, так что и до тебя доберется, — утешила я. Приход и правда был совсем слабым, но я и приняла меньше.
— Ты умеешь различить приход, — вздохнул он, — а я нет. Меня цепляет только кислота.
— И что она тебе дает? — поинтересовалась я.
— Мне нравятся трипы. Под кислотой я чувствую себя счастливым.
— И только-то?
Норман уставился на меня:
— Что ты имеешь в виду?
— У тебя не бывает галлюцинаций или ощущения выхода из тела? — Я знала, что на такую приманку Норман клюнет, и он клюнул:
— А что такое выход из тела?
Я начала подробно описывать трип, который случился у меня в парке два года назад, летом, когда душа вылетела из тела и слилась с небом и землей. Я словно вселилась в траву и цветы, стала единым целым с природой.
— Ух ты, у меня такого никогда не было, — завистливо заметил Норман. — Вообще ни разу не срывало башню.
Господи, подумала я и аккуратно сменила тему. Еще не хватало учить его, что представляет собой психоделический опыт. Пусть читает Тимоти Лири. Он как раз для таких и пишет.
Я спросила, кем он работает, однако Норман не пожелал ответить.
— Ты будешь смеяться надо мной, потому что ты крутая и работа у тебя крутая, — объяснил он. — А моя работа покажется тебе дурацкой.
Я пообещала не смеяться, и он решился:
— Ладно, если хочешь знать… я почтальон.
— Да быть не может, — расхохоталась я.
— Ты же обещала не смеяться! — насупился Норман.
— Прости.
— Не могут же все работать в таком классном месте, как ты.
— В моей работе ничего особенного, — возразила я.
Он по-прежнему злился из-за моей реакции, и я решила немного его подбодрить:
— Найти работу в «The Kingdom» может любой.
— Только не я, — вздохнул он. — В такие места берут только крутых.
— А тебе хотелось бы туда попасть? — спросила я.
Норман, не веря, возбужденно вытаращил глаза:
— Ты устроишь меня в «The Kingdom»?
— Может быть, — ответила я, и он засмеялся от счастья.
— Вот теперь ты точно сорвала мне башню! — Он ликующе потер руки.
Я знала, что запросто сумею пристроить его в клубе; вопрос был в другом: хочется ли мне идти до конца. Я пока не была уверена, что Норман того стоит. Тут он начал ныть, что ему плохо и голова кружится. Я велела ему прилечь и пообещала, что скоро станет лучше. Он без конца извинялся, что стал для меня обузой. Да, он стал обузой, но обузой прекрасной, и это все меняло. Норман улегся на кровать лицом вниз, а я включила телевизор и смотрела его до посинения, но паренек продолжал спать, не подавая признаков жизни. Наконец терпение у меня лопнуло. Надо что-то делать, даже если делать придется мне самой. Я потрясла Нормана за плечи, и он внезапно очнулся.
— Который час? — спросил он.
— Как ты себя чувствуешь?
Он покачал головой:
— Лучше бы ты не заставляла меня пить настойку. Компания из меня сейчас никакая.
— Ничего страшного, — успокоила я его, — для «Country Club» все равно уже поздновато.
— Правда? — Он посмотрел на часы. — Точно, ты права. Извини. Лучше я пойду.