Групповая психотерапия: Теория и практика

Профессиональная судьба Салливана похожа на судьбы других новаторов. Консервативное сообщество сначала ответило на его идеи холодным молчанием, затем нападками, а под конец ассимилировало их, при этом инновационная природа этих идей была забыта. Теория межличностных отношений стала сегодня настолько привычной частью фабрики психиатрической мысли, что вряд ли стоит об этом говорить. Эмпирические данные, свидетельствующие о той решающей роли, которую играют социальные потребности в жизни человека, занимают очень большой объем. Упомянем, например, изучение ситуаций тяжелых утрат, когда страдания выживших супругов усиливались в результате физических недомоганий (14), психических заболеваний (15) и повышения вероятности наступления смерти (16).

Людям нужны люди, чтобы выживать, и вначале, и потом. Они нужны для успешной социализации, нужны для достижения удовлетворения. Никто не может преодолеть потребности в человеческом общении — ни умирающий, ни изгнанник, ни царь.

Недавно я вел группу пациентов, которые страдали запушенной формой рака. Время от времени я ловил себя на мысли о том, что перед лицом смерти наш ужас небытия, равно как и ужас перед ничто, не так велик, как тот, что сопутствует полному одиночеству. Умирающие пациенты часто более всего бывают озабочены отношениями друг с другом. Пациент страдает, если чувствует себя покинутым и даже изгнанным из мира живущих. Одна пациентка, например, планировала дать большой ужин, а утром узнала, что ее раковая опухоль — до этого она верила, что опухоль заблокирована — дала метастазы. Она никому об этом не рассказала и дала ужин. Все это время ее не покидала страшная мысль, что боль от ее заболевания будет так нестерпима, что она не сможет быть человеком в полном смысле этого слова, и в конце концов станет неприемлемой для окружающих.

Я согласен с Кюблер-Россом (17), что вопрос не в том, говорить пациенту о его состоянии или нет, но в том, как сказать об этом открыто и честно; пациент всегда втайне догадывается о том, что он умирает, — свой приговор он видит в поведении окружающих, в том, как они шарахаются от него.

Умирание часто отдаляет людей от тех, кому они наиболее близки. Они покровительственным тоном или с веселым видом подбадривают своих друзей. Они избегают разговоров на тему болезни и между ними и «живущими» образуется широкая пропасть. Доктора часто держат пациентов с запушенными формами рака на психологической дистанции, возможно, пытаясь справиться со страхом своей собственной смерти, с чувством вины, беспомощности и пониманием ограниченности своих возможностей. В конце концов, они ничего не могут поделать. А для пациента, это и то время, когда он нуждается во враче больше, чем когда-либо, и даже не в его лечении, а просто в его присутствии.

У меня перед глазами стоит ужасающее одиночество умирающих. Оно очень ярко изображено в фильме Бергмана «Крики и шепот», в котором дух недавно умершей женщины обращается к живущему с просьбой остаться с ней. Все, что им нужно — это общение, возможность потрогать других, разговаривать с ними вслух, напомнить себе, что они не только «вне», но также и «в».

Изгои. Люди часто думают, что их души огрубели, и они привыкли обходиться без полноценного человеческого общения, но это не так, у них тоже есть социальные потребности. Недавние наблюдения, проведенные в тюрьме, еще раз убедили меня во всепроникающей природе социальной потребности.