Групповой портрет с дамой

Видишь в зеркале свой образ
сумеречно серебристый
и тебе чужой твой образ
страшен этот образ чистый

Живу в нищете и грешу по обету

Лишь грех услаждает невинность мою
Мы все попадаем на эту планету
За то что грешили в небесном раю…[1]

То голос был чудеснейшей из рек, рожденного свободным Рейна, – но есть ли человек, оставшийся свободным весь свой век, исполнивший души прекрасные порывы, – подобно Рейну, спустившись с высоты и, как и он, родившись в священном лоне?

Поняв уже первой военной весной: надежды на мир пропали, солдаты сделали выбор свой и смертью героев пали.

Но я знал тебя лучше
чем знаю людей
Понимал я молчанье Эфира
не понимая людей никогда…
Любить я учился среди цветов…

Последний из приведенных стишков Лени поет особенно часто, он записан на магнитофонной ленте в четырех различных вариантах, один раз даже в ритме битлов.

Как мы видим, Лени довольно свободно обращается с текстами, слывущими каноническими, и по своей воле комбинирует не только музыкальные фрагменты, но и слова.

Голос вольнорожденного Рейна – Господипомилуй
Любить я учился среди цветов – Господипомилуй
Долой иго тиранов – Господипомилуй
Живу в нищете и грешу по обету – Господипомилуй
Девчонкой любилась я с небом лазурным – Господипомилуй
И по-мужски меня небо ласкало – Господипомилуй
Угрюмый мрамор предков сед – Господипомилуй
Пока не выскажется существо мое, тайна души моей —

Господипомилуй…

Таким образом, мы видим, что Лени не просто занята делом, но что дело это – творческое.

Лени, пугавшейся каждый раз, как у нее начиналось то, что бывает у всех женщин, Рахиль объяснила, что такое половой акт, во всех деталях и не прибегая к совершенно неуместной символике, так что ни Лени, ни ей самой совершенно не пришлось краснеть; правда, такие объяснения надо было держать в тайне, ибо они, естественно, не входили в круг обязанностей Рахили. Вероятно, именно эти объяснения – причина того, что Лени спустя полтора года так сильно залилась краской от злости, когда во время официальной беседы на ту же тему преподаватель сравнил этот акт с «клубникой со взбитыми сливками». А Рахиль, наоборот, говоря о формах фекалий, не боялась использовать термин «классическая архитектура» (Б. X. Т.).