И, конечно же, К. – единственной из всех упомянутых выше персонажей, включая Мехмеда, – удалось лицезреть Мадонну по телевизору; для этого понадобились такое исступленное упорство и терпение, какие свойственны лишь монахиням – как бывшим, так и ныне состоящим в этом звании: она молча часами просиживала подле Лени, наблюдая, как та пишет свою картину, варила ей кофе, мыла кисточки, не скупилась на комплименты – и добилась своего. Ее комментарий к явлению Мадонны был такой бесцветный, что авт. с содроганием вверяет его бумаге: «Это была сама Лени – да-да, это она сама! Она сама себе является! Так получается из-за каких-то там переотражений, природу которых еще надо выяснить». Слава Богу, хоть что-то еще остается «невыясненным». Остаются и мрачные, не предвещающие ничего хорошего грозовые тучи на заднем плане: ревнивая натура Мехмеда и его не так давно проявившаяся антипатия к западным танцам.