Групповой портрет с дамой

Когда К. не орудует красным карандашом, она – почти незаменимая помощница авт. Ее бесспорное читательское чутье к художественной литературе, отказывающее ей лишь тогда, когда ее обуревают авторские или редакторские амбиции, и довольно большой опыт практической религиозной деятельности, вполне приложимый к мирским делам, отнюдь не остаются неиспользованными. И может быть, именно потому, что К. – женщина до некоторой степени эмансипированная, она берется за стряпню и другую кухонную работу с рвением, проливающим бальзам на сердце авт., и рыщет по квартире, выискивая, что бы еще помыть. Она хмурится, ознакомившись с ценами на мясо и размером квартирной платы, однако любит разъезжать на такси; К. часто краснеет, когда ей пытаются всучить очередной порнолисток. В литературных делах она обособилась, то есть теперь черкает красным карандашом не в чужих текстах, а только в своих собственных. По ее словам, смерть Ильзы Кремер «потрясла ее»; в связи с этим событием было пролито немало слез (они льются и по сей день). К. решила написать краткую биографию этой женщины, «которая полвека трудилась не покладая рук, а оставила после себя только под конец жизни выплаченный телевизор, полбутылки уксуса, пачечку папиросной бумаги и книжку с оплаченными счетами за квартиру. Не могу, просто не могу обо всем этом забыть». Что ж, весьма похвальные чувства и намерения.

Кроме того, К. оказала авт. неоценимые услуги благодаря своей наблюдательности; нет, она ни за кем не шпионила, просто у нее оказался острый глаз. В то время как авт. еще не достиг желанного состояния полного ОУД, она уже близка к поставленной самой себе цели: делать только то, что доставляет ей удовольствие. Она с удовольствием наносит визиты Ширтенштайну и Шольсдорфу и отмечает, что оба они стали гораздо спокойнее; причины этого спокойствия ей удается установить немного позже: «Ширтенштайн сидел в парке на скамейке рядом с Лени, щека к щеке и рука в руке». Шольсдорфа она своими глазами дважды видела в кафе «Шперц» вместе с Лени – и оба раза имела возможность наблюдать сцену «наложения руки». Однажды она встретила в квартире Лени человека, который, судя по описанию К., был не кто иной, как Курт Хойзер. К. почти уверена, что Лени в своем нынешнем состоянии отказывает в интимной близости даже Мехмеду, поэтому считает, что с Пельцером Лени зашла достаточно далеко: «Она поцеловала его в темноте, в машине, недалеко от своего дома». Напроситься в гости к Пельцеру К. побаивается, потому что он «человек грубый и вполне способен распустить руки – это заменяет ему подлинную эротику».

Судьба Льва Груйтена ее ничуть не тревожит: «Ведь он уже скоро выйдет на свободу». С присущей К. энергией она даже участвовала в митинге мусорщиков перед зданием суда и сочинила для них тексты плакатов, например: «Разве солидарность – преступление?», «Разве чувство локтя наказуемо?» – или более угрожающие: «Если наших товарищей будут сажать за решетку, город потонет в мусоре!». За это одна местная газета посвятила К. крупный заголовок на первой странице: «Рыжекудрая экс-монахиня – якобинка мусорщиков». К. вообще активно занимается разнообразной полезной деятельностью: дает уроки немецкого португальским детям, живущим в квартире Лени, беседует с Богаковым о современном положении дел в Советском Союзе, позволяет Грете Хельцен «ублажать себя косметическими услугами», помогает многочисленным туркам и итальянцам заполнять формуляры заявлений о возврате подоходного налога, ведет телефонные переговоры с прокурором по поводу все еще тянущегося процесса против водителей мусоровозов, расписывает соответствующему чиновному лицу – также по телефону, – какой хаос возникнет в городе, если мусорщики объявят забастовку. И т. д. и т. п. Само собой разумеется, что, читая «Маркизу д’О…», К. проливает слезы, а читая «Сельского врача» или «В исправительной колонии», рыдает навзрыд; но, несмотря на все эти слезы, она так и не поняла, что означают загадочные слова «в земной карете, запряженной небесными конями». К. очень резко порвала со всем небесным. И не она, а Лени настояла на посещении Герзелена, узнав, что там действительно собираются открыть бальнеологический курорт. Нужно ли гадать, кого прочат на пост «директора курорта» и «менеджера по рекламе»? Конечно же, Шойкенса! Это он носится там с чертежами, властным тоном разговаривает по телефону с мастеровыми и архитекторами и лично придумал верное средство «Как надо справиться с этими проклятыми розами силой»: в радиусе пятидесяти метров вокруг «чудотворного источника» он соорудил нечто вроде дренажной системы, по трубам которой непрерывно циркулирует раствор сильнейшего ядохимиката; розы и в самом деле перестали распространяться. Горсть праха, которая некогда была Рахилью Гинцбург, разумеется, не может противостоять ядохимикатам. Богаков уже успел вкусить удовольствие от источника и ощутил «сносное воздействие на проклятый артрит». С тех пор как он уговорил Лотту на ОУД, оба они часто гуляют в монастырском парке.