Грусть белых ночей

Из коридора прошли в первую комнату. Из широкого окна видна половинка усеченного месяца, и в комнате довольно светло. Ковалюк уже немного освоился: комната просторная, на полу мягкий ковер, по нему, как по мху в лесу, ступаешь. Стол, диван, кресла, картины на стенах, тиканье больших часов в деревянном футляре.

Вот как, оказывается, могут жить люди.

Ася взяла его за руку, провела по коридорчику и, щелкнув выключателем, втолкнула в небольшую комнатку.

— Можешь в ванне помыться. Я белье принесу, халат. Не бойся — вещи отцовы.

Во взятых немецких городах Ковалюк видел в нескольких квартирах такие умывальные комнаты с ваннами, напоминающими большие железные корыта. Но ни разу в них не мылся. Он и теперь решил обойтись без этого и, чтобы Ася больше не вмешивалась, закрыл дверь на крючок.

Через несколько минут Ася постучала: Белье возьми, на кресло положу.

Ковалюк не отозвался, — не нужно ему чужого белья, его трусы и майка совсем еще чистые. Вообще в том, что Ася послала его в ванную, есть что-то оскорбительное. Словно он в лесу каком живет...

Вымыв руки и сполоснув лицо, тихо вышел из ванной. В коридорчике и в первой комнате Аси не было. Сел на диван, стал ждать. И в следующее мгновенье застыл от удивления: Ася появилась голая и словно застыла посреди комнаты. При свете луны матовой белизной отливало ее тело.

— Ты хотел меня видеть такой?

Повернулась к нему лицом, стала вытягивать заколки из волос. Обнаженная, она оказалась намного красивее, чем в одежде, — гордая посадка головы, руки как белые крылья, небольшие груди, тонкая талия, широкие бедра, длинные ноги...

У него отнялся язык. Она стоит перед ним, озорно поводит плечами.

— Разденься, — сказала недовольно и пошла за занавеску в спальню...

После, когда он, почти бездыханный, лежал рядом с нею, касаясь ее плеча, она сказала:

— Ты мне сразу понравился. С лица. Но фигура у тебя неважная...

Слова эти неприятно поразили его, но он промолчал. На окнах спальни — шторы, темно как в погребе. Он встал, раздвинул шторы. Спальня оказалась небольшой, половину ее занимала широкая деревянная кровать. В углу почему-то стоит зеркало, справа от входа — шкаф.

Только теперь Ковалюк понял, что эта Асина квартира совсем близко от интерната — можно добежать не одеваясь.

— Почему не живешь тут?

— Не хочу.

— С матерью не ладишь?

— Она молодая еще. Может у нее быть своя жизнь?

И снова ему стало не по себе. Мать... Дочь... Обе молодые, с мужьями не живут... У каждой своя жизнь. В следующую минуту подумалось, что мать вот-вот может заявиться, застать его в своей спальне. Он попытался выбраться из постели, но Ася, словно угадав его намерение, придержала за плечи:

— Лежи. Утром пойдешь. Разве в интернате лучше?

— А мать?

— Так она ж уехала. Сразу после Нового года.

Значит, квартира была свободной еще месяц назад, когда они с Асей второй раз ходили в ресторан.

— Суд был?

— Не был.

— Не хочешь разводиться?

— Нареченный не хочет. Не явился.

Он почувствовал к ней жалость и стал неумело ее ласкать.

— Лиса, — шепнул в самое ухо. — Лиса с пушистым хвостом. Могла бы привести сюда и раньше.

Она не ответила.

— Знаю, почему не привела.

— Ничего ты не знаешь...

— Ждала — приедет. Станет на колени и будет упрашивать. А он не приехал.

Ася вздрогнула, и Ковалюк почувствовал, как она сникла.

— Ты еще любишь его, — с горечью проговорил он, испытывая жалость к себе.

— Он столько мне горя принес. — Ася лежала на спине, заложив руки под голову. — Ничего у меня к нему нет — ни плохого, ни хорошего...

— Где он работает?

— Военруком в школе.

— Между прочим, я тоже лейтенант. Взводом командовал.

Ася не ответила, а он вдруг почувствовал, что страшно хочет есть. Даже порции каши в военной столовке — и той в этот вечер не было.

— Могла бы предупредить, что пойдем сюда, — несмело сказал Ковалюк. — Я бы что-нибудь взял.

— Хочешь выпить?

— Есть хочу.

Она словно птаха вспорхнула с постели, босые ноги затопали по ковру. Вернулась через несколько минут.

— На, — сказала виновато и, найдя его руку, вложила в нее яблоко. — Я как-то не подумала. Больше ничего нет.

Он, ни о чем не думая, ел яблоко. Она легла рядом, прижалась к нему. Была ласковее, чем когда-нибудь, провела рукой по жестким его волосам, по щеке, на которой успела отрасти щетина.

— Тебе присылают деньги из дому? Мне папа дает семьсот рублей. Со стипендией — тысяча...

— Я сам зарабатывал. Работал в газете. Разве не говорил?

— Журналисты много зарабатывают?

— Больше, чем стипендия.

— Ты какое военное училище кончал?

Ему стало весело. Притянув к себе, шепнул на ухо:

— Военная тайна. Курсы «Выстрел». Занимался на них ровно месяц.

— А я в степи войну провела. Наше училище сначала за два года выпускало лейтенантов, потом за год. С сорок третьего — за полгода. Был там один парень, на тебя похожий. Даже очень похожий. Виктором звали. Год учился. Когда на фронт уезжал, я за ним рвалась. Чтоб быть поближе. Отец не пустил. Прислал мне Виктор только два письма. Убили под Сталинградом...