Грусть улыбается искренне

Девушка, затаив дыхание, лихорадочно отвела взгляд. В совсем ещё детских глазах красной нитью светилась обречённость: открылась, призналась, поздно. Нельзя уже вернуться к истокам и заставить себя сдержаться, не показывать чувств, сохранить дружбу… Теперь последнее слово, решающее её судьбу, за ним, за Виктором: ответит взаимностью или станет избегать дальнейших встреч? Попытается забыть, замять, сделать вид, что ничего не было?

Конечно, он ничего забывать не собирался, глядя в эти растерянные и перепуганные глаза, не знающие, чем закончится её бестолковый, отчаянный порыв, не знающие, куда деваться, если он не ответит, не улыбнётся, уйдёт, испугается…

Он запустил руку в её волосы и мягко поцеловал девушку в губы, потом в щёчку, курносый носик, глаза.

— Не дрожи так, не дрожи. Хочешь, чтобы я сказал это? Скажу. Люблю.

Не отвечая, она просто прижалась к Витиной груди.

— Ты всегда будешь меня помнить?

— Ну что за глупые вопросы? Я о тебе не забываю ни на секунду, — Виктор ещё раз поцеловал её.

Инга… Это было всё, что сейчас для него реально существовало. Лёгкая, как самая настоящая принцесса, красивая и беззаветно любящая. За окном цветными взрывами полыхал весь город. Парень завидовал сам себе и знал, что в эту секунду ему мог бы позавидовать каждый. Любой человек ведь явно или втайне мечтает по-настоящему любить и быть любимым, дарить нежность… и стоя в новогоднюю ночь в пустой полутёмной комнатке, понимать, что в мире попросту не существует большего счастья.

Где сейчас его экс-друзья — Лика, Лёшка? Пляшут пьяные и накурившиеся в клубе? А известно ли им вообще, что можно чувствовать себя самым ликующе радостным, не выпив ни грамма, а будучи хмельным от любви, просто неумело говоря «Люблю», глядя в глаза самой прекрасной на земле девушки.

После торжеств уставшая и тихая больница готовилась беспробудно проспать первые часы молодого, только наступившего года. Усталый, засыпал и весь город. И весь мир.

Тишина, спокойная, нежно-таинственная, висела за окном.

Спали даже сквозняки, не тревожа куцую шторочку в Витькиной палате. Свет был погашен в каждом окошке больницы. А над опьяневшим от шампанского и счастья городом реяло алое, пропитанное дымом от фейерверков зарево.

— Что-то я совсем замотался, — шепотом оправдывался парень. — Инг, садись, не стесняйся. Ты, наверное, устала за целый день. Я сам еле держусь. Кстати, у меня кое-что есть для тебя, — он полез в тумбочку.

— У меня для тебя тоже, — Инга присела на Витькину койку, и бледный свет усталого месяца слегка осветил загадочные черты её лица. — Держи.

Девушка протянула Виктору небольшую коробочку.

Мальчишка, не скрывая улыбки, с трепетом и нетерпением принял подарок.

— Спасибо. А это тебе, — он, едва дыша, отдал ей изящную, переливающуюся бело-голубыми камушками диадему. — Я дома одну сказку читал, и мне княжна Зимы показалась на тебя похожей, Ингилейв.

Инга легонько чмокнула его в губы и надела украшение.

— Это всего лишь сказка.

— Сказки — осколки мифов, а мифы — отражение правды.

— Тогда я наколдую на завтра снег.

Виктор улыбнулся и стал распаковывать свой подарок.

Завёрнутый в бумагу, в коробке лежал металлический самолётик размером всего-то с ладошку. Парень осторожно взял его в руку: чувствовалась каждая деталь, каждый изгиб. На секунду ему даже показалось, что он Гулливер и случайно забрёл этой новогодней ночью в аэропорт лилипутов. Это была точная, настоящая модель.

— «Миг»? — спросил мальчишка, всё ещё не отрывая глаз от самолёта. — Где же ты его достала?

— Старые знакомые помогли, — Инга смущённо заулыбалась, обрадовавшись, что угадала с подарком.

Витька бережно поставил самолёт на подоконник, и его силуэт напомнил одинокий истребитель на заснеженной взлётной полосе. А парень вернулся, сев ближе к Инге.

Свет её синих глаз только сильнее подчёркивался голубоватыми камнями на диадеме. Виктор взял девочку за руку.

— Что-то грустная ты. Давай я сейчас сгоняю за соком. Время нам не указ. Продолжим праздновать!

Парень вскочил с кровати и ринулся в коридор. Тёмный, он дремал так же спокойно, как и всегда, когда они гуляли по ночам. Только из кабинета главврача, почти колыхая стены, гулом доносился богатырский Тимофеев храп. Витька зажал рот рукой, чтобы не разразиться смехом. Ведь в кои-то веки главный надзиратель и страж порядка спал без задних ног.

Мальчишка, с лёгким скрипом отворив двери в игровую, прокрался внутрь и, торжествуя взяв стаканы, стал наливать в них яблочный сок. Тим-Тим всё так же громко выдавал ночные рулады в своём кабинете. А на пушистой ёлке магически переливались серебристые дождики.

Витя, ухватив кое-как в одну руку стаканы, запер за собой двери и вернулся в тёмный коридор. Сердце стучало быстро, хотелось петь, ликовать, стоять на ушах и радоваться жизни. Он тихо прокрался в палату, всё ещё потешаясь над Тимофеевым храпом, сотрясавшим стены.