Грусть улыбается искренне

Ребята спустились по лестнице. Этажом ниже столбом стоял сигаретный дым, выдавая размытые очертания солнечных лучей в воздухе. Витькины глаза заслезились, и парень чихнул.

— Будь здоров, — пожелала Инга, несмело взяв его за руку, но потом почему-то застеснялась и отпустила.

— Ты чё? — взяв инициативу, он сам легко приобнял девочку.

Инга взглянула на Витьку чуть воспалёнными глазами. Она как будто хотела что-то добавить, но, промолчав, с каким-то скрытым отчаянием просто прижалась к его груди. Дальше они так и пошли, точно привязанные друг к другу. Виктор теперь понимал: она просто устала быть одной, переживать боль только наедине с собой, не надеясь даже на самую малую дружескую поддержку. Холодной, неприступной девчонке, оказалось, просто не хватало тепла.

Тоскливое, тягучее утро плавно перетекало в такой же день. Солнце торопилось в зенит, стараясь согреть весь город, никого не обделив теплом. Лишь изредка ему пытались помешать маленькие, как лепёшки, тучи. Прохладный и светлый день дрожал над крышами. Осень всё никак не могла взять власть в свои руки, заставив разгулявшуюся летнюю погоду отправиться на законный отдых.

Виктор смотрел в окно на старый, давно уже не работающий фонтан. Чуть дальше, за невысокими голубыми елями, виднелась узкая асфальтированная аллея и проволочный забор, за которым и заканчивалась территория больницы. По аллейке не спеша прогуливалась женщина с розовой коляской. У фонтана, присев на бетонный парапет, вели беседу доктора. На фоне пожухлой травы сочно зеленели высаженные в ряд самшиты, слегка колышимые лёгким ветром.

Витька шаркал ногами, печально плетясь тёмным коридором-колбасой первого этажа. Инга на ходу старательно прижимала ватку к вене, пытаясь хоть как-то остановить кровь, не прекращающуюся с тех самых пор, как у неё взяли анализ. Витька молча наблюдал. У него крохотная ранка уже затянулась, оставив след разве что в памяти.

Никто из них особо не торопился обратно в отделение. Ни Инга, ни Виктор вслух об этом не говорили, но на каком-то подсознательном уровне понимали всё без слов. Ведь с первого этажа «потусторонняя», внебольничная жизнь казалась совсем близкой. А поскрипывание дверей главного входа напоминало о свободе. Хоть выписка этим ребятам пока не светила, созерцание живущей природы было всё же лучшим занятием, чем заточение в тёмном коридоре на четвёртом этаже.

Инга казалась странной, отвечала боязливо и односложно.

— Я что, кусаюсь? — Виктор напустил на лицо обиженное выражение.

— Нет. Ты сразу глотаешь… — ребята подошли к лифту. — А если серьёзно, то просто я не думала, что ты захочешь со мной дружить, понимаешь? — попыталась объяснить девушка, от волнения запинаясь почти после каждого слова. — Не представляю, как дальше общаться. Вот и всё.

Витька нажал на кнопку вызова.

— Да ладно уж. Я не требую душу выворачивать, — он улыбнулся. — Достаточно начать с того, где ты родилась, ну или там в какой школе учишься…

Судя по тому, что лёгкая улыбка коснулась-таки её губ, Ингу заданные вопросы своей простотой обрадовали. Лифт раскрылся, громыхая дверьми, и ребята вошли внутрь.

Инга нажала на кнопку с четвёркой.

— Это-то не сложно, — сказала она. — Тебе только слушать не надоест ли?

— Валяй уже, — нетерпеливо просипел Витька.

Выходя на своём этаже, девчонка, начав говорить, почему-то застенчиво снизила интонацию.

— Я на севере родилась. В Североморске. Там же и в школу пошла. А здесь у меня жила прабабушка. Она и попросила нас с мамой приехать посмотреть за ней. Вот и переехали, а потом и привыкли к новому месту и уезжать обратно на север пока не планируем.

— А я догадывался, что ты не местная, — Витька пропустил девушку и следом сам вошёл в отделение, снова окунувшись в коридор с электрическим, неживым светом. — У тебя типаж нордический. Белая такая, волосы особенно. Это ж не краска?

— Нет.

— Супер. А твой отец где?

— Честно, не знаю. Мама говорит, он появился, весь такой обалденный. Сказал, что жениться хочет и деток много иметь. Очень ждал, когда я появлюсь, заботился о маме, подарки дарил, имя для меня заранее придумал. А потом ушёл. Неизвестно куда и почему…

— Ничего себе. Так ты его даже не помнишь?

— Не помню. Всё, что осталось, — это этот браслетик, — Инга приподняла рукав на левой, не забинтованной руке и показала посеребренный широкий браслет с орнаментом из одного большого ромба по центру и нескольких маленьких, отходящих от него. Причём, соединяясь между собой, маленькие ромбики странным образом напоминали нить ДНК.

— Красиво. И ты носишь его всегда? Я бы, наверное, обиделся на папу, если б он ушёл вот так. И уж точно не берёг бы его подарков.

— Я не знаю, почему так произошло, поэтому не вправе и осуждать. А подарок этот был для мамы, но она решила, что лучше отдать его мне. Пришлось, правда, слегка уменьшить его у мастера, — девушка смущённо улыбнулась, как-то виновато глядя на свои тонкие запястья. — Но это неважно… Чего мы остановились? Пойдём, надо сказать Тим-Тиму, что мы уже вернулись.