Грусть улыбается искренне

— Я знаю, — как-то отчаянно выговорила Инга, вытирая глаза ладошками. — Но когда это происходит каждый день, становится неважно, серьёзные они или нет. Просто досадно, но не важно… Это потому что я не отвечаю им тем же? Потому что не опускаюсь до уровня подобного юмора? Потому что просто стараюсь не обращать внимания, надеясь на то, что им надоест? Поэтому?

Витька замолчал, снова уставившись на плакат. Если бы она начала отвечать, может, ребята и угомонились бы, почувствовав наконец в ней какую-то силу. В школе Аркашка никогда не пытался перечить Виктору и его компании — а может, и зря.

— Видимо, так, — наконец ответил Витя на невесёлый вопрос девушки. — Ещё, понимаешь… Когда людям скучно, говорить не о чем уже, шутки рассказаны, анекдоты выучены наизусть, энергию-то девать некуда. Тогда хочется кого-то подоставать, подёргать, поржать. Это сложно объяснить, но факт есть факт. А еще ты правду в лицо говоришь, а это не всем нравится, — он замолчал.

Но увидев, что этот аргумент неубедителен, добавил чуть более бодрым тоном: — Надо б, чтоб ты пришла и так им сказала: «Слышите, вы! Закройте варежки, а то сейчас без башки останетесь и забудете собственное имя, недоделки!» А? Можешь так?

Девушка попыталась улыбнуться, кое-как удерживая плач внутри.

— Теоретически могу, наверное. Но не стану. А что, считаешь, нужно?

Витька уже в третий раз уставился на картинки с микробами и, вздохнув, приобнял Ингу за плечи.

— Нет, не нужно, ни в коем случае. Отступаться от своих принципов по-любому хреновая затея. Ты хороший человек, если честно, — Виктор свернул направо, отводя девушку от плаката. — Пацаны поймут это, но позже.

— А ты что, не такой, как они? — безразлично и грустно спросила Инга.

— Вообще-то в точности такой же, — не робея, кивнул мальчишка. Он этого и не скрывал и не стеснялся. — Но поэтому я и пытаюсь тебе объяснить, что ребята не со зла. Это так, дурошлёпство.

— Витя, — вдруг обратилась девушка, остановившись, и совершенно беззащитно, как-то по-детски посмотрела на парня. — Можно я тебя попрошу?.. Необязательно каждый раз оправдываться за ребят, я ведь всё понимаю. Только ты, пожалуйста, если вдруг что, не дразни меня из-за этой кофты в клетку, мне до конца недели реально нечего надеть…

Витёк расплылся в улыбке и засмеялся. Он-то думал, девчонка попросит нечто из ряда вон. А она — «не дразни из-за кофты…»

— Да фиг с твоей клетчатой одёжей, — продолжая улыбаться, махнул Витя. — Пошли, я провожу тебя до палаты. И имей в виду — дразниться не буду.

Признаки ботанизма

Медленно тянулась вторая неделя Витькиного пребывания в больнице.

«Бззз-бзззз-бззззззз!»

Виктор спрятался под одеяло с головой.

«Бззззззззз!»

Он не выдержал и резко приподнялся, пытаясь понять, откуда исходит жужжание. Между тумбочкой и стеной, застряв в узкой щели, муха билась в истерике, не в состоянии найти выход.

— Тупорылая, — сказал Виктор, слегка наклонив тумбу и выпустив насекомое. Муха, сделав несколько кругов почёта под потолком палаты, села на оконное стекло и стала биться теперь об него. — Дура, — буркнул парень и бухнулся на подушку. Даже рассветное солнце ещё нежилось в серо-сизых облаках, не торопясь подниматься над девятиэтажками, чтобы оповестить о приходе нового дня. Из коридора долетал шорох от швабры и резкий хлорочный запах.

Рука в том месте, где почти всю ночь стояла капельница, немного покраснела и ещё болела.

— Доброе утро… — хмуро, заспанным голосом сказал сам себе Виктор и свесил ноги с кровати. Лениво потянулся за телефоном: на экране высвечивалось одно входящее сообщение от Лёшки. «Сегодня прийти не могу. Зайду завтра. Лика идти не хочет — боится больниц. Держись».

— Весело, — подумал Виктор и, зашвырнув телефон в тумбочку, пошёл умываться.

Горячий кран оказался сломанным, а из холодного вода текла тонкой, как ниточка, струйкой. Сбоку валялся жалкий хозяйственный обмылок. Сервис… В разбитое стекло залетел утренний сквозняк, заставив Виктора с нежностью вспоминать о доме, горячем душе и махровом банном полотенце.

От нечего делать шатаясь в коридоре, парень заглянул в кабинет старшей медсестры. Тамара сидела вполоборота за столом, задумчиво потягивая из перламутровой чашки утренний кофе.

Проходя мимо столовой, он учуял до боли знакомый запах подгоревшего молока, и голод сняло как рукой. Несмотря на то что двери в столовку были прикрыты, парень зажал нос, и, миновав их, присел на кушетку. Мимо мать тащила за руку извивающегося мальчишку, который вопил, что не будет есть кашу. А вот Лизка скакала по клеточкам линолеума, как по классикам, явно в хорошем настроении, освещая рыжими волосами и ясной детской улыбкой всё вокруг.

Двери столовой грюкнули, и любопытный Сашкин нос, высунувшись из проёма, внимательно обвёл коридор и остановился на Витьке.

— А! Вот он где! А мы его ищем! Чего сидишь тут? — в два шага Шпала подскочил к Виктору.

— Жду компот, — развёл парень руками, с ужасом косясь на столовую, где звенели алюминиевые ложки.

— Та ладно тебе! — Саня хлопнул его по спине. — Пошли, а то нам с Эмкой скучно там.