Грусть улыбается искренне

Как только на небе гасла последняя звезда и голуби прилетали на подоконник Витькиной палаты, он, даже не глядя на часы, понимал, что вот-вот появится Золушкин или Тим-Тим с обходом. Выслушав внимательно рассказ о самочувствии, врач (если это, конечно, Золушкин) приободрит, пошутит… или буркнет что-то недоброе (если это Тимофей), а засим удалится к другим пациентам. Витёк же, пожимаясь от утренней прохлады, пойдёт умываться, мысленно осыпая последними ругательствами разбитое стекло в WC.

Постель он заправлял тщательно — сегодня смена Тим-Тима: если этот монстр углядит бардак, незадачливому лентяю влетит по полной программе. Не то чтоб Тимофей Тимофеевич любил покричать, помахать руками — нет, он действовал иначе: запоминал чужие огрехи, а потом рассказывал о них всем кому ни попадя, да ещё и по пятьсот раз. Шпала выл волком, оттого что дотошный доктор растрепал всей больнице, как Саня, накалякав на стене туалета плохие слова, не позаботился об «уликах» и по-детски глупо забыл на «месте преступления» свою мыльницу. Самое забавное, что Тимофей даже не ругал в тот день Шпалу. Но парень тем не менее с охотой выпросил у технички тряпку с порошком и всё отмыл, потому что Тим-Тим каждые пять минут, ещё и при посторонних, приставал к нему с вопросами вроде: «Что тебя подвигло на написание этих фраз?» или «Какова высокая цель таковой деятельности?»

Виктор, хоть и пробыл в стенах сего отделения не так много, уже ясно понимал, что лучше сразу делать всё, как требует Тимофеевич, иначе потом будет хуже. Подушку мальчишка поставил уголочком, аккуратно, поверх ровно постеленного покрывала. На тумбочке прибрал, чтобы было почти как в армии. Подойдя к окну, шикнул на голубей: «Нет ничего сейчас, ни крошки. После обеда прилетайте!» Правда, через стекло птицы его не услышали и продолжали топтаться по подоконнику.

«Ну ничего, — зловредно подумал Витька, причёсывая взъерошенную шевелюру. — Сейчас Тамара заглянет, она вас быстрёхонько погонит отсюда…»

Парень положил на место расчёску и потянулся, смачно зевнув. Почему-то болела спина и противно ломило кости ног. Но Виктор только досадно поморщился: больница уже приучила его не раскисать от всяких мелочей и плохого самочувствия.

Он вышел в коридор и, прошагав несколько метров, обратил внимание на своё отражение в зеркале.

— Бл-я-я-я… — протянул Витёк еле слышно. Из зеркала на него смотрела осунувшаяся, слегка бледноватая физиономия, причём кислая-кислая, как выжатый лимон. Серенький мрачный спортивный костюм и дурацкие домашние тапки с блевоточного цвета смайликами дополняли и органично завершали образ доходяги. Парень попытался улыбнуться и хоть немного выпрямиться, подтянуться, но это, увы, не сильно прибавило ему оптимизма — отражение по-прежнему вызывало отвращение и дурственное сожаление. С этим надо было срочно что-то делать: звонить отцу, просить прощения, требовать притащить нормальные джинсы, модные новые кроссовки…

Нельзя же и в самом деле забывать, как ты выглядел в прошлой, добольничной жизни.

Стараясь не думать об отражении, Виктор вошёл в столовую. У входа, переплетясь руками, ногами, шеями, одним словом, телами, целовались Шпала с Эммой. Говаривали, что Эмка готовилась к выписке, и бедный Саша, страдая, не отпускал её от себя ни на секунду. Лизаветка что-то лепетала за столом у окна, разглядывая с мамой большую красочную детскую книгу. Напротив восседал Тимофеевич, вальяжно раскинув руки. Больше никого не было. Витька немного удивился: обычно по утрам Инга просыпалась раньше и ждала его на кушетке в коридоре. Сейчас же её не было.

— Тимофей Тимофеевич, Инга где, не знаете? — спросил мальчишка мимоходом и упал на лавочку предусмотрительно подальше от врача.

— Какая Инга? — с издёвкой спросил Тим-Тим. Виктор зло сощурился, но доктор, хихикая, только оголил зубы в довольной ухмылке. — Спрашиваешь, где Инга, а, наверное, и знать-то не знаешь, как её полное имя.

— Инга и есть Инга, — парень задумчиво пожал плечами.

Доктор в ответ самодовольно покачал головой.

— Вообще да, но у неё нет…

Витёк, немного постояв в замешательстве, собрался с мыслями и сдался:

— Ладно, не томите. Как?

Тимофей хлопнул в ладоши, слегка подскочив на месте.

— А волшебное слово?!

Маленькая Лиза и её мама захихикали.

— Ну пожалуйста… — лениво пропел Витя.

Врач снизил голос и наконец перестал противно щериться.

— Ингилейв.

Витька чуть не уронил челюсть.

— Ну ни фига себе!.. — он перевел дух. — Никогда не слышал, чтобы так людей называли. Так где она, Ингилейв?

— В палате она у себя, где же ещё? — снова ухмыльнулся Тимофей Тимофеевич, а потом уже серьёзнее добавил: — Плохо ей ночью было, гемоглобин упал, вот кровь капаем сейчас.

В столовую, шмыгая носом, вошёл худой двенадцатилетний мальчишка, напоминающий Кощея в зелёной майке, за ним — в обнимку герои-любовники Эмка и Шпала. Из коридора послышался голос Тамары, зазывающей всех на завтрак.

— Ну, Тимофеич, — прошептал под нос Витя. — Ну, свин. Мог бы и сразу сказать.