Грусть улыбается искренне

— Жалко, — Инга пожала плечами. — Хорошо ведь получается.

— Ну мало ли! У меня и математика в пятом классе получалась. Понимаешь, вся эта живопись, эти выставки в галереях — ну не моё оно. А вот полученные навыки мы с ребятами используем и поныне, но на более клёвую шнягу, на граффити. — Виктор закончил малевать и повернулся к собеседнице. — Набираем баллончиков и айда вечерком к серым заборам.

— Тоже дело, — девчонка посмотрела на рисунок и довольно заулыбалась. — Туда бы сейчас.

— Да сам бы хотел, — лёгким движением Витя пририсовал подымающийся из трубы дымок. — Мы с пацанами так зажигали. Кстати, ждал я их сегодня. Не пришли. Занятые, блин. Хоть бы позвонили.

— Да чего ты? Они просто не хотят тебя расстраивать, напоминать, что они ТАМ, а ты в больнице. Не дуйся на них, — добродушно глядя усталыми, но всё такими же синими глазами, посоветовала девушка.

Виктору хотелось ей поверить, но досада и тоска по друзьям и былой жизни слишком сильно давили на мозги. Он нахмурил брови и опустил взгляд. На пальце, которым он стукнулся о тарелку с картошкой, вырисовывался большой синяк, хотя ударился мальчишка совсем не сильно.

— Инг, — обратился он грустным голосом. — У меня синяки на руке почти без причины. Это что, тромбоциты упали, как у тебя?

Она осторожно взяла его руку в обе свои маленькие ладошки.

— Скорее всего, — девушка мягко улыбнулась. — Но ты не переживай, Золушкин лекарства нужные посоветует, и проблемы не будет.

— Тебе он уже посоветовал…

Инга смутилась, вспомнив недавнюю сцену.

— Я не ты… Ты без происшествий справишься. Я уверена, — пообещала она тихо.

— Куда уж. Чувствую-то я себя немощью столетней, чахлым, как один мой однокашник, Аркашка. Как тут без происшествий?!

— Ты ведь из-за этого и с отцом поругался, да? — предположила девушка нерадостным тоном.

— Да… Вечно он ути-пути. Не пять же мне лет.

— Если ты на этом так заостряешь внимание, то, видимо, пять.

— Ща как дам больно! — перебил Витька, но девушка спокойно продолжила.

— Ути-пути по сути дела просто проявление нежности. Ты что ж, выходит, не хочешь, чтобы к тебе тепло относились? Когда они сюсюкают, ты чувствуешь себя слабаком, что ли? Я не понимаю, — Инга изучающее уставилась на парнишку. — Или ты просто боишься, что и в самом деле превратишься в такого, как этот твой пресловутый Аркадий?

Виктора передёрнуло. Он вздрогнул и отшатнулся. Захотелось развернуться, уйти или показать проницательной девице средний палец. Но он переборол себя.

— Возможно, и так, — нехотя, как будто боясь и стесняясь, ответил парень.

— А что так печально? — обратилась Инга добродушно. — Страх — это просто эмоция перед реальностью или воображаемой ситуацией. Твои траурные мысли — как раз лишь игра воображения. Перестань об этом думать, зацикливаться на страхе, и он уйдёт.

Витя смерил её скептическим взглядом.

— Ишь ты, психолог. Забить на всё предлагаешь?

Инга безнадёжно вздохнула.

— На совесть свою не забивай, главное. А то когда ты злишься и скандалишь, окружающие только укореняются в мысли, что ты псих. Не надо. Веди себя так же, как и раньше. Ты ведь просто заболел. Больше ничего не случилось. Это мелочи.

Виктор спрыгнул с подоконника.

— Попробую, — кивнул он без энтузиазма. — А теперь пойдём обратно. А то Золушкин кипешевать будет.

За спиной остался нарисованный домик у озера. Очередной день в больнице подходил к концу. О выписке, конечно, рано было даже мечтать. Но жизнь Витьке больше не казалась чёрной полосой: он и улыбался, и смеялся, и шутил, и грустил. Инга вселяла уйму уверенности и подлинно обещала, что всё будет хорошо. Пусть она и не просила держаться, не вешать нос, Виктор почему-то, хотя и не подавая виду, ей верил даже без этих дежурных фразочек.

Что такое нах?

Новый день приходит по привычному сценарию: вы чувствуете солнечный лучик, пригревшийся на щеке, открываете глаза, оскорбляете будильник, нехотя поднимаетесь… А вот в больнице у Виктора Южакова был несколько иной расклад. Приход нового дня он чувствовал по характерному звону алюминия и шарканью швабры, ведь уборщица приходила обычно раньше всех: будила дежурную медсестру, главврача, с охотой рассказывала им о жизни за стенами больницы.

Потом к Вите в палату обязательно кто-то являлся с термометром, и он, засунув его под мышку, нехотя вставал с кровати. Парень часто усаживался возле окна и наблюдал, как солнце медленно выползает из-за многоэтажек и бетон окрашивается розовым цветом, по небу начинают сновать ранние птицы, а с крыши слышится привычное «угу-уху» диких голубей.

Медсестра по утрам приходила обычно с парой-тройкой таблеток, которые нужно было выпить натощак. Потом она оценивающе глядела на градусник и в зависимости от показателя температуры улыбалась или качала головой.