Одевшись и уложив волосы, она сварила себе крепкий кофе, сделала к нему пару бутербродов с сыром и, позавтракав, набрала номер Верки.
— Ты? — обрадовалась та. — Ну наконец-то. Выбрала время, чтобы побеседовать. А то я уж и звонить стесняюсь, вдруг опять не к месту буду. Как дела?
— Хорошо, — сказала Карина.
— Саша говорил, ты перешла на новую работу. Нравится?
— Очень.
— Ну и отлично. А этот твой… — Верка деликатно запнулась, но все-таки продолжила: — Твое увлечение — как, в порядке?
— В порядке, — подтвердила Карина.
Она твердо решила поведать Верке обо всем. О том, что собралась спастись от судьбы бегством, о том, что нуждается в помощи, об обмене квартиры.
— Что-то не слышу бодрости в голосе, — недоверчиво проговорила Верка, и в то же мгновение Карина поняла, что ничего ей не скажет.
Не так сразу. Не сегодня. Потом. Сейчас она просто не может. Надо подождать, еще немного, совсем чуть-чуть, капельку. А потом она сделает это. Сделает обязательно.
— Нет, у меня действительно все хорошо, — сказала Карина в трубку.
— Тогда приезжай в гости, раз хорошо, — предложила Верка.
— Может, лучше ты ко мне?
— Увы. — Верка весело засмеялась. — Боюсь, подружка, в ближайшие года полтора мне к тебе не выбраться. Да и не только к тебе.
— Это почему?
— Да потому, что у нас ожидается прибавление.
Карина застыла от удивления с трубкой в руке:
— Ты ждешь ребенка?
— Давно, дорогая моя. Сказать точнее — я почти на сносях.
— И когда тебе рожать?
— В начале апреля.
— Почему ж ты ничего не говорила?
— А ты хотела что-нибудь слушать? — мягко укорила Верка. — Тебе ведь было не до чужих проблем.
Карина почувствовала стыд. Единственная подруга, близкий, преданно любящий ее человек — и на нее она наплевала с высокой колокольни, скрываясь от встреч и телефонных звонков, ослепленная своей сумасшедшей любовью.
Почему ей не удается жить так, как живут другие люди? Разве Верка не любит своего Сергея? Еще как любит, но при этом спокойно успевает рожать от него детей, общаться с друзьями, работать, вести дом.
— Как ты собираешься справляться с двоими? — спросила она подругу.
— Понятия не имею, — призналась та. — Честно говоря, меня это беспокоит. Ты же знаешь, Сережка на работе сутками, Егорку нужно в школу отвозить и забирать оттуда. Придется кого-нибудь нанимать для этой цели.
— Не надо нанимать, — решительно сказала Карина, — я приеду и буду помогать.
— Ты приедешь! — с незлой иронией произнесла Верка.
— Обязательно приеду. Прости, что пропала так надолго, больше этого не повторится.
— Ладно, буду ждать, — проговорила Верка немного растерянно, уловив металл в Каринином голосе. — Целую.
Карина повесила трубку.
Вог все и сладилось само собой. Теперь у нее есть четкий срок — начало апреля.
Теперь Карина легко сможет объяснить Олегу, а главное Леле, свой отъезд: нужно помочь подруге нянчить ребенка. Именно об этом, кажется, мечтала она прошлой осенью, только малыш должен был быть Лелиным.
А будет Веркин. Главное — уехать отсюда, перестать видеть Олега, работать вместе с ним, играть концерты, а там как пойдет. Через какое-то время, когда боль утихнет, Карина сможет заняться квартирой, подобрать варианты, организовать переезд.
Она машинально глянула на стену, где висел отрывной календарь. Двадцатое февраля. Значит, ей осталось немногим больше месяца.
Карина решительно распахнула бар, где у нее в одиночестве стояла почти полная бутылка дорогого коньяка, некогда принесенного Сашей. Достала рюмку, наполнила ее до краев, выпила залпом, сдерживая мучительный спазм в горле. Затем еще одну, и еще.
По телу разлилось блаженное тепло, голову окутал ватный туман, и не осталось в ней ни одной горькой мысли.
Что-то весело напевая себе под нос, Карина нетвердым шагом прошла в спальню, достала из тумбочки альбом с фотографией Степана, раскрыла.
— Ну что? — подмигнула она снимку. — Ты меня бросил? Бросил? А я… я брошу его! Да, брошу, не буду дожидаться, пока со мной проделают это во второй раз. Вот так. — Она кинула альбом на кровать, не удержала равновесия и плюхнулась туда сама.
«Да ведь я пьяна в стельку», — мелькнуло у нее в голове, и тут же Карина громко, нараспев повторила:
— Да, я пьяная, пьяная. И очень хорошо, зато мне лете, зато я довольная.
Она почувствовала легкую тошноту и, с трудом дотянувшись до подушки, сунула её себе под голову.
— Вот так, хорошо, — приговаривала Карина, — а теперь спать…
Громко и требовательно затренькал звонок.
— Нет, — она покачала головой, — нет, нет. Я не могу. Спать… — А сама уже неуклюже вставала, отыскивая под кроватью шлепанцы.
Коридор качался, качалась люстра наверху, зеркало в углу поблескивало таинственно и заманчиво, точно гладь лесного озера. Карина, спотыкаясь и хватаясь руками за мебель, добралась до двери, отодвинула щеколду.
— Каришенька, я на минутку, — Леля, едва не протаранив ее огромным, острым животом, протиснулась в прихожую, — у тебя ничего нет от головной боли?
— От головной боли? — медленно проговаривая слова, повторила Карина, опираясь на всякий случай ладонью о стену. — Есть, кажется. В спальне, на тумбочке…