Грустная книга

Мама была такой белой, что я уговорила ее, чтобы после выноса они вместе с Соней поехали домой. Их отвез наш шофер, а потом поехал на кладбище, чтобы после похорон отвезти родителей мужа.

Зазвучали фанфары, начался вынос. На улице стояла большая толпа. Ехало несколько автобусов, впереди два грузовика с венками. Во главе процессии – милиционер на мотоцикле. На Пироговской остановились у Военной академии, на ступеньках были построены военные, и духовой оркестр играл похоронный марш – последнее спасибо военных.

На кладбище тоже было многолюдно. Когда стали заколачивать крышку гроба, я куда-то «поплыла». Татьяна Сергеевна Петрова и Сева Санаев потащили меня к машине. Привезли прямо к Ольге Леонардовне. Оказывается, она так распорядилась. Какое-то время я сидела в Софиной комнате. Пришла в себя не сразу.

Появился Алексей Люцианович Иверов и сунул мне в рот бомбочку – такую же, как я в Пестове давала мужу. Очнулась я через два часа.

И узнала, что у Ольги Леонардовны и у всех друзей в нашем доме были устроены поминки. У нас в квартире тоже, и у родителей мужа, а кто-то поминал в ресторане. И только я «проспала» это время.

Когда 8 января я пришла в театр, чтобы отдать ключ от секретера в кабинете мужа, наш партийный секретарь Сапетов вернул мне цепочку от ключа и отдал несколько книг. Я спросила про черную тетрадь и услышала, что «ее там нет». Моя попытка настоять не имела успеха. Я помню слова Раевского: «Ты что же, нам не веришь?»

Спустя некоторое время многие актеры из тех, кто бывал у мужа, спрашивали, у меня ли тетрадь. Я рассказала им, как было дело. Получилось, что Николай Иванович невольно навредил своим товарищам: трудное было время в театре и трудные были взаимоотношения труппы с руководством.

Шестого января я играла Бетси в «Анне Карениной». Седьмого – Марьет в «Воскресении», а потом слегла дней на десять. Шестого января я попросила моих дорогих подруг больше не стеречь меня. Надо было справляться самой…

Часть VI 1954–1970 годы

В январе 1954 года меня пригласили преподавать в нашей Школе-студии. Это мои друзья – Шверубович, Паша Массальский, Виленкин, Станицын, Блинников, Раевский и сам тогдашний директор Вениамин Захарович Радомысленский – захотели помочь мне выстоять, определив меня на курс, которым руководил Дорохин вместе с Каревым.

Я попросила Радомысленского не зачислять меня в штат до нового учебного года, чтобы я могла проверить себя, справлюсь ли с такой ответственной работой. Боялась я своих учеников до ужаса. А они очень хорошо меня приняли, но тем страшнее было не оправдать их отношения. С осени меня зачислили старшим преподавателем.

А дома было очень плохо. Мама так и не смогла оправиться от нашей беды, стала как-то угасать.

Во время весенних гастролей театра (Львов и потом Одесса) со мной трогательно возилась Леля Лабзина. Александр Александрович Фадеев позаботился о моем отпуске – вдруг позвонил и стал спрашивать, куда я еду на отдых – а я и не собиралась никуда, – этот золотой человек уговаривал меня ехать в «Суханово» и достал мне путевку. Это был мой последний отдых до лета 1958 года.

Маму периодически клали в больницу. Ее старался подлечить Александр Александрович Вишневский, но сердце и сосуды, замученные всей жизнью, постепенно отказывали.

В начале октября 1957 года маму на носилках привезли из больницы ко мне. Моя дорогая помощница, наша Соня, ухаживала за мамой самоотверженно. В помощь ей была нанята еще одна женщина. Они заботились о маме днем, а я ночами.

Мама скончалась 4 ноября 1957 года. Урну с прахом мне удалось захоронить в могилу мужа.

Со дня похорон и потом меня поддерживали и старые друзья, и, конечно, дорогая моя Барыня, и студенты второго курса Школы-студии, которым руководил Станицын, а я была в составе педагогов.

Этот курс для меня особый – и по творческим, и по человеческим качествам. Пожалуй, это единственный курс, выпущенный в 1959 году, который до сегодняшнего дня остался единой семьей. Они едины и в радости, и в горе, а главное – все они стали не только талантливыми артистами, но и настоящими людьми. Вот их имена: Маргарита Жигунова-Лиепа, Алла Покровская, Наталья Журавлева, Елена Миллиоти, Галина Марачева, Татьяна Лаврова, Нина Скоморохова, Вячеслав Невинный, Александр Лазарев, Евгений Лазарев, Владимир Кашпур, Альберт Филозов, Юрий Гребенщиков, Измаил Гамреклидзе, Геннадий Фролов.

В день похорон мамы ко мне пришел высокий, очень худой, молоденький Слава Невинный с письмом от курса и Школы-студии со словами сочувствия моей беде.

В последующие годы работы со студентами в сердце у меня остались Валерия Заклунная, Лебедькова, Корюшкина, Филиппова, Артамонов.

Многие, давно окончившие, иногда вспоминают и говорят мне добрые слова – спасибо им!