Грустничное варенье

У той спуск занял намного больше времени. Теперь, когда угроза миновала, она заметила и саднящие ладони, и головокружительную высоту, и ветер, пронизывающий высокие пролеты колокольни. Почувствовав под ногами твердь земли, Лара подавила подкатывающую тошноту.

Паренек все еще был здесь. Долговязый, нескладный, он стоял, задрав голову, и с приоткрытым ртом следил за редкими быстрыми облаками. Уголки его мягких, крупных губ недоверчиво вздрагивали, будто кто-то, дергающий за невидимые вязочки, не мог решить: растягивать ли губы к ушам или оставить в покое.

– Лара… – пробормотал он, заметив девушку краем глаза. Она с облегчением кивнула.

– А я Владик, – он широко улыбнулся, мгновенно забыв огорчение. – Мама говорит, мне туда нельзя. Но мне там нравится. Я смотрю, как летают птицы. Я тоже хочу летать, но мама говорит, я не умею. Когда я научусь, тогда, наверное, можно. Я у нее спрошу. Я смотрю на птиц каждый день. Они умеют летать. А ты?

На вид Владику было не меньше двенадцати, а судя по речи – не больше шести лет. Он говорил, неуклюже растягивая гласные и делая между предложениями долгие паузы. Лара, сообразив, в чем дело, легонько вздохнула.

– Нет, Владик, люди летают только во сне. Тебе же снятся сны?

– Космонавты. Они люди, и они летают. И еще летчики. У меня папа летчик, и я буду.

И паренек, распластав в стороны руки с широкими, уже по-мужски крупными ладонями, побежал в сторону домов, изображая самолет и громко жужжа. За ним, как распахнутый плащ, развевался шлейф чистейшего ликования.

Вернувшись к ангару Митяя, Лара снова приметила черноглазую Марину. Та крутилась возле хозяина и Егора, и мужчины были не против. Митяй стрелял глазами по аппетитной фигурке, Егор о чем-то шутил, и тогда Марина заливалась громким сыпучим смехом, вся в алом ореоле. Эта картина Ларе категорически не понравилась. Она едва сдержалась, чтобы не подойти ближе. Но что она могла сказать? Обвинить Арефьева в несерьезном отношении к ремонту? Смешно, в самом деле. «Все здесь взрослые люди, и каждый волен делать, что ему заблагорассудится», – стиснув зубы, решила Лара. Еще никогда либеральный подход к флирту не делал ее более несчастной, чем в эту минуту.

Словно стремясь ее добить, Марина быстро метнула в ее сторону беззастенчивый взгляд и шагнула к Егору, мило воркуя. Он ответил лучезарной улыбкой, той самой, что заставляет любое сердце пропускать удар. Лара сделалась почти нездоровой.

Чувствуя себя забытой и покинутой, она присела на завалинку дома Веры. Окно над ее макушкой тут же с треском распахнулось, и оттуда свесился довольный Владик. Над верхней губой белели сметанные усы, которые он слизывал красным языком:

– Приве-ет!

– Владик, а ну сядь за стол, ешь, – донесся из глубины комнаты Верин голос. Лара поднялась и заглянула в дом из-за трепещущей тюлевой занавески. Тут же заметившая ее Вера подошла ближе.

– Так Владик твой сын? – Лара посмотрела мимо женщины на паренька, за обе щеки уплетающего шанежки. Вера кивнула.

– Я видела его на колокольне, – Лара умолчала о подробностях. – Это ничего, что он туда залез?

Вера вздохнула:

– Да как «ничего»? Уже замучилась говорить… Первый раз, когда увидела, чуть не околела. А потом привыкла. Он почти каждый день там торчит, вбил себе в голову, что хочет летать. Два года прошу мужиков: не доводите до греха, разберите вы эту чертову колокольню. Кончится все тем, что сама с топором пойду…

Тут Вера внимательно взглянула на Лару, потом на ворота сарая Митяя, и ее узкие губы дрогнули:

– А из-за Маринки не переживай. Это ее обычное состояние.

– Да я и не… – начала Лара, чувствуя, как горят уши.

– Красивая баба, но отчаянная, не знаю, что хуже. Муж у нее в том году умер. С приятелем в Бараново, тут недалеко, напились паленой водки. Нет бы нашего самогончика, родного – так чужую бурду выхлебали, а там кто разберет, как ее гнали, из чего… В общем, траванулся насмерть. Год со свадьбы, ребенку их тогда всего два месяца исполнилось… А жизнь-то идет дальше. Теперь Маринка со Славиком живет, он работает сутки через трое в Канске. Надеется она совсем в город перебраться, да пока тут кукует, ждет то ли Славика, то ли кого позавидней. Так что ты на нее не злись, лучше пожалей.

– А что мне на нее злиться?

Вера хмыкнула.

К завалинке подошел Егор. Пока он пересекал улицу, обходил глубокую лужу, спугнув крикливую упитанную утку, Лара следила за каждым его движением, ощупывала взглядом, словно проверяя, не изменилось ли чего в его облике за эту пару часов. Она могла бы сказать, что испытывают все люди в деревне: Вера, Митяй, Марина и уж тем более Владик не были для нее загадками. Но не Егор. Не различая ни дуновения, ни вспышки вокруг него, она оказывалась совершенно беспомощна и растеряна перед ним. Что он чувствует, о чем думает? Тот ли это человек, что привез ее в Гагавку? Что был с ней неразлучно последние дни, отчитывая, смеясь и ссорясь насмерть… Все эти новые знакомые грубо вторглись в путешествие, нарушили хрупкое равновесие, и Лара мечтала скорее избавиться от них.